— Вот второй тревожный признак, который мы обнаружили. Количество маржинальных счетов за последний год выросло на четыреста процентов. По нашим оценкам, около шестидесяти процентов всех сделок с акциями сейчас совершаются с использованием кредитного плеча.
Я подался вперед, внимательно изучая график. Это второй явный признак приближающегося краха.
— Что означает, что большинство инвесторов имеет лишь десять процентов собственных средств в своих позициях, — добавил я. — При падении рынка всего на десять-пятнадцать процентов сработают требования о довнесении маржи, и начнутся массовые вынужденные продажи.
— Именно так, сэр, — кивнула Левински. — Мы смоделировали сценарий такого развития событий. Вот что получилось.
Она показала следующий слайд с графиком потенциального падения рынка, напоминавшим обрыв скалы.
— Боже правый, — пробормотал один из ассистентов. — Это же катастрофа.
— Это всего лишь теоретическая модель, — возразил Хендерсон. — Основанная на гипотетическом снижении рынка, которое маловероятно при текущем экономическом росте.
Я жестом попросил Левински продолжать.
— Третий тревожный признак: явное расхождение между ценами на акции и фундаментальными показателями экономики. Посмотрите на этот график.
Новый слайд показывал два расходящихся графика: индекс акций, стремительно растущий вверх, и индекс промышленного производства, демонстрирующий заметное замедление за последние шесть месяцев.
— Объемы производства стали растут лишь на два процента в год, автомобильной промышленности — на пять процентов, железнодорожные перевозки показывают снижение на три процента. При этом акции соответствующих компаний выросли на тридцать пять — сорок процентов за тот же период.
В комнате повисло напряженное молчание. Даже Хендерсон, похоже, был озадачен этими цифрами.
— Что вы предлагаете? — спросил Прескотт наконец.
Левински взглянула на меня, ища поддержки:
— Мы рекомендуем начать постепенное сокращение рисковых позиций в портфеле. Особенно тех, что связаны с высокотехнологичными компаниями и розничной торговлей. Перевести часть активов в государственные облигации. Увеличить долю наличных до двадцати процентов.
— Безумие! — воскликнул Хендерсон. — Мы упустим колоссальный рост! Все аналитики с Уолл-стрит прогнозируют продолжение бычьего рынка минимум на два года!
— А когда аналитики с Уолл-стрит предсказывали обвал? — спокойно возразила Левински. — Никогда. Они всегда оптимистичны. Даже перед крахом 1907 года все говорили о «новой эре процветания».
Я решил вмешаться:
— Спасибо, мисс Левински. Ваш анализ, как всегда, тщателен и убедителен. Джонатан, Маркус, что скажете?
Прескотт откашлялся:
— Данные действительно тревожные. Но слишком радикальное изменение курса может вызвать подозрения у клиентов и повлиять на нашу репутацию.
— Согласен, — кивнул Хендерсон. — Успехи не должны затмевать осторожность.
Я отложил карандаш и внимательно посмотрел на старшего аналитика.
— Маркус, ваша забота о клиентах похвальна. Но не кажется ли вам, что именно сейчас мы должны думать о сохранении их капитала, а не о краткосрочных прибылях?
Хендерсон вздохнул.
— Билл, я в этом бизнесе тридцать лет. Видел подъемы и спады. Но нынешний рынок… он другой. Президент Гувер и его администрация обещают неограниченный рост. Федеральный резерв поддерживает экспансию. Каждый день приносит новые рекорды. Что именно вы увидели такого, чего не замечают все остальные?
— Дело не в том, что я вижу, а в том, что многие предпочитают не видеть.
Я поднялся и подошел к стене, где Левински развесила диаграммы. Указал на третий график:
— Объем маржинальных счетов достиг восьми с половиной миллиардов долларов. Это больше, чем вся денежная масса, циркулирующая в Соединенных Штатах! Средний инвестор контролирует активы, внося лишь десять процентов собственных средств. Остальное — кредит.
— Рычаг открывает возможности, — заметил Прескотт, хотя в его голосе уже не было прежней уверенности.
— Рычаг работает в обе стороны, — парировал я. — При десятипроцентном падении рынка сработают маржин-коллы. Брокеры начнут требовать довнесения средств. Большинство инвесторов не сможет их предоставить. Начнутся принудительные продажи, что еще сильнее собьет цены, запуская порочный цикл.
В комнате повисло тяжелое молчание. За окном все так же сиял майский день, но атмосфера в конференц-зале изменилась. Сара Левински кивнула, открыто поддерживая мою позицию. Я видел, как двое ее ассистентов обменялись встревоженными взглядами.
— Существует еще один фактор, о котором мы не упомянули, — продолжил я. — Объем банковских кредитов для спекуляций на бирже вырос вдвое за последний год. Банки слишком охотно кредитуют биржевых спекулянтов, пренебрегая традиционным кредитованием бизнеса.
Я постучал пальцем по диаграмме, показывающей исторический максимум соотношения цены к прибыли для промышленных компаний.
— Пузырь может лопнуть не из-за экономического спада, а от собственного веса. Достаточно малейшего толчка, и вся пирамида маржинальной торговли рухнет.
Хендерсон побарабанил пальцами по полированной поверхности стола. Он явно не хотел сдаваться без боя.
— И когда, по-вашему, случится этот толчок?
Ключевой вопрос. Момент, когда я должен как бы угадать то, что знал наверняка.
— Невозможно предсказать день или неделю, — ответил я осторожно. — Но данные нашего исследовательского отдела указывают на опасный период между концом лета и серединой осени. Слишком много факторов сходятся в одной точке.
Прескотт наклонился вперед, сложив руки перед собой.
— Предположим, ваши опасения оправданы. Что конкретно вы предлагаете?
Я внутренне улыбнулся. Он попался. Вопрос не «нужно ли что-то делать», а «что делать».
— Трехступенчатый план, — я вернулся к столу и раздал присутствующим заранее подготовленные документы. — Первая фаза немедленная. Двадцать процентов активов каждого клиентского портфеля перевести в государственные облигации и золотодобывающие компании. Вторая фаза через месяц. Сократить кредитные рычаги до минимума и увеличить долю наличных до тридцати процентов. Третья фаза в конце августа. Полностью выйти из высокорисковых позиций, особенно технологических компаний и инвестиционных трастов.
— Это радикально, — выдохнул Хендерсон.
— Мы потеряем значительную прибыль, если рынок продолжит рост, — добавил Прескотт.
— Лучше упустить часть прибыли, чем потерять весь капитал, — я обвел взглядом присутствующих. — Джентльмены, мисс Левински, я прошу вас подумать не о краткосрочных бонусах, а о репутации нашей фирмы. Что случится с клиентами других брокерских домов, если наши худшие опасения оправдаются?
Сара тихо произнесла:
— Они будут разорены.
— В то время как наши клиенты сохранят свои средства, — я кивнул. — И когда пыль осядет, кто, по-вашему, станет доминирующей силой на Уолл-стрит?
Прескотт медленно откинулся в кресле, обдумывая сказанное. Его лицо просветлело от понимания.
— Мы. Неповрежденные. С капиталом и репутацией провидцев.
— Именно, — я позволил себе улыбку. — Мы не просто сохраним капитал наших клиентов, мы укрепим их доверие. В мире финансов репутация ценнее золота.
— А если краха не случится? — Хендерсон все еще сопротивлялся.
— Тогда мы пересмотрим стратегию в конце года, — ответил я спокойно. — Наши клиенты недополучат часть потенциальной прибыли, но не потеряют капитал. Взвесьте риски, Маркус. Что хуже: упустить возможность дополнительной прибыли или полностью разориться?
Хендерсон долго молчал, затем медленно кивнул:
— Когда вы ставите вопрос так, выбор очевиден.
— Значит, решено, — подытожил я. — Мисс Левински, подготовьте детальный план реализации для каждого направления. Маркус, разработайте схему постепенного сокращения маржинальных позиций, чтобы не спровоцировать панику на рынке. Джонатан, вам предстоит самая деликатная задача — общение с клиентами.
— Как объяснить им смену курса? — Прескотт нахмурился. — Все говорят о процветании.