— Здесь чек на двадцать тысяч долларов. Десять на зарплаты дополнительному персоналу, пять на улучшение питания и образовательные материалы, пять на начало строительства пристройки для школы.
Глаза сестры Марии расширились.
— Двадцать тысяч… Мистер Стерлинг, это… — она прижала конверт к груди, и на мгновение мне показалось, что она сейчас заплачет. Но сестра Мария быстро овладела собой. — Это изменит жизни многих детей.
— Я надеюсь на это, — ответил я.
О’Мэлли, молча стоявший у двери, внимательно наблюдал за мной. В его глазах читалось то самое выражение, которое появлялось всякий раз, когда я занимался благотворительностью, смесь удивления и одобрения.
Из кабинета мы направились в главный зал, где проходили уроки и общие сборы. Десятки детей разных возрастов сидели за длинными столами, занимаясь кто чтением, кто письмом, кто рисованием. Когда мы вошли, все взгляды обратились к нам.
— Дети, — объявила сестра Мария, — к нам снова приехал мистер Стерлинг!
Мгновение тишины, а затем взрыв радостных возгласов и хлопанья в ладоши. Дети окружили нас, улыбаясь и протягивая руки. Некоторые из старших вспомнили меня с прошлого визита и теперь показывали свои успехи в учебе.
— Мистер Стерлинг, смотрите! — маленькая девочка лет шести протянула мне рисунок. — Это вы!
На листе бумаги красовалась фигура в костюме, окруженная солнечными лучами. Детское воображение наделило меня почти сверхъестественным сиянием.
— Чудесный рисунок, — я улыбнулся, присаживаясь перед малышкой на корточки. — Как тебя зовут?
— Люси, — она потупила взгляд. — Мне шесть лет и три месяца.
— Рад познакомиться, Люси, — я бережно взял рисунок. — Можно мне оставить это себе?
Люси энергично закивала, а затем неожиданно обняла меня. Такого я не ожидал. Секунду я оставался неподвижным, ощущая, как маленькие ручки обвились вокруг моей шеи, а затем осторожно обнял ее в ответ.
Отчего-то в груди защемило. Может быть, от контраста между этой искренней детской привязанностью и той жестокой финансовой игрой, в которую я был погружен последние месяцы? Или от мысли о том, что ждет этих детей, когда экономика рухнет через несколько месяцев?
Я поднялся, все еще держа рисунок.
— Сестра Мария, как обстоят дела с учителями? — спросил я, стараясь скрыть внезапное волнение.
— Мисс Паркер приходит трижды в неделю, чтобы заниматься с младшими, — ответила она. — Мистер Коллинз преподает математику и естественные науки старшим. Но этого недостаточно.
— Я поговорю с деканом педагогического колледжа, — сказал я. — Возможно, мы сможем организовать систему, при которой студенты-практиканты будут проводить здесь уроки. Это даст им опыт, а детям более полное образование.
Мы провели в приюте еще два часа. Я посетил столовую, где теперь подавали горячие обеды; недавно обустроенную библиотеку, пока скромную, но растущую; осмотрел начатое строительство пристройки для настоящей школы.
И везде дети, улыбающиеся, полные надежды, не подозревающие, какие испытания готовит им судьба в ближайшие годы. Видя их, я еще острее ощущал необходимость создать систему социальной поддержки до наступления Великой депрессии.
— Как продвигается создание вашего благотворительного фонда, мистер Стерлинг? — спросила сестра Мария, когда мы оказались в ее небольшом кабинете для заключительной беседы.
— Юридическая структура почти готова, — ответил я. — «Фонд Стерлинга для образования и социальной поддержки» начнет полноценную работу к осени.
— Как раз когда откроется наша школа, — улыбнулась она. — Провидение, не иначе.
Если бы она только знала, насколько точно рассчитаны мои сроки.
— Кстати, недавно я разговаривал с Роквудом-старшим, — сказал я. — Он тоже активно занимается благотворительностью и предложил сотрудничество между нашими фондами.
— Роквуд? — глаза сестры Марии расширились. — Тот самый нефтяной магнат? Это невероятно!
— Полагаю, мы сможем объединить усилия в некоторых проектах, — кивнул я. — Особенно в сфере образования для одаренных детей из малообеспеченных семей.
Когда мы прощались, сестра Мария снова сжала мою руку.
— Мистер Стерлинг, позвольте сказать вам кое-что, — ее голос стал тише. — Многие богатые люди жертвуют на благотворительность. Но редко кто приезжает сам, общается с детьми, вникает в детали. Вы делаете не просто пожертвования, вы даете этим детям надежду и ощущение собственной ценности.
Я не нашелся с ответом. Просто кивнул и быстро попрощался.
Возвращаясь к машине в сопровождении О’Мэлли, я все еще думал о словах сестры Марии. В них была правда, которую я не хотел себе признавать.
Моя благотворительность начиналась как чисто стратегический ход, создать социальную опору перед кризисом, укрепить репутацию среди элиты, построить сеть влияния, выходящую за пределы финансового мира. Но постепенно что-то менялось.
Я начинал заботиться о детях.
— «Тот, кто зажигает свет для других, сам не останется во тьме», — неожиданно произнес О’Мэлли, когда мы сели в машину.
— Китайская пословица? — спросил я, вспоминая нашу недавнюю беседу.
— Нет, босс, — он улыбнулся, заводя мотор. — Джеймс Джойс. Ирландец до мозга костей.
Машина тронулась, увозя нас обратно в мир небоскребов, банков и биржевых махинаций.
— Куда теперь, босс? — спросил Мартинс.
— В больницу Святого Винсента, — ответил я. — Нужно встретиться с доктором Харрисоном по поводу финансирования нового отделения.
О’Мэлли заметил, глядя в окно:
— Большой день для добрых дел.
— Считай это инвестициями, — я посмотрел в окно на проплывающие мимо кварталы. — Самыми важными инвестициями из всех, что я делаю.
Больница Святого Винсента располагалась в Гринвич-Виллидж, в старом, но хорошо сохранившемся здании из красного кирпича. В отличие от приюта, здесь царила строгая дисциплина и деловая атмосфера. Медсестры в накрахмаленных белых халатах, врачи с серьезными лицами, пациенты, терпеливо ожидающие своей очереди в длинных коридорах.
Доктор Эдвард Харрисон, главный врач, встретил нас в своем кабинете. Высокий мужчина с серебристыми висками и пронзительными глазами хирурга, привыкшего принимать мгновенные решения. В медицинском сообществе Нью-Йорка его уважали не только за профессионализм, но и за приверженность идее доступной медицинской помощи для малоимущих.
— Мистер Стерлинг, — он энергично пожал мою руку. — Вы как всегда пунктуальны.
— Приятно иметь дело с людьми, ценящими время, — ответил я, присаживаясь в предложенное кресло. — Как продвигается наш проект?
Харрисон разложил перед нами чертежи нового отделения экстренной помощи.
— Строительство идет по графику. Фундамент заложен, стены возводятся. Если повезет с погодой, к середине июля сможем начать оснащение.
— А персонал?
— Вот здесь возникают трудности, — Харрисон помрачнел. — Квалифицированных медсестер не хватает по всему городу. Врачи предпочитают работать в частных клиниках, где платят вдвое больше. А наш бюджет…
— Не беспокойтесь о бюджете, — перебил я его. — Какая сумма нужна, чтобы привлечь лучшие кадры?
Харрисон назвал цифру, которая заставила бы здравомыслящего бизнесмена схватиться за сердце. Я лишь кивнул и достал чековую книжку.
— Вот первый взнос, — я передал подписанный чек. — Остальное поступит до конца месяца. Главное, чтобы к осени отделение работало в полную силу.
К осени. Всегда к осени. Харрисон, вероятно, думал, что я просто готовлюсь к сезону гриппа, но моя спешка имела куда более драматичные причины.
— Мистер Стерлинг, — Харрисон внимательно посмотрел на меня, — не могу не спросить… У вас есть личные причины для такой щедрости? Может быть, кто-то из ваших близких пострадал из-за отсутствия своевременной медицинской помощи?
Это интересный вопрос. В мире Алекса Фишера, финансиста из будущего, в моем настоящем мире, медицина была доступна практически всем. Но в жизни Уильяма Стерлинга, чье тело я занимал, была трагедия, смерть матери от пневмонии после гибели отца.