– Хорошо. – Зоров подавил вздох облегчения и расслабленно откинулся на подушку. – Ненавижу валяться на больничной койке. Надеюсь, мэтр, случившееся не будет поводом для отмены задания?
Чалмерс некоторое время помолчал, отвернувшись.
– Честно сказать, я бы с удовольствием отменил его, – неприятным скрипучим голосом произнес он, не глядя на Зорова.
– Но… всегда возникает это проклятое "но".
– Я полагаю, "но" в мою пользу, мэтр?
– Ямото, твой ученик вконец разучился владеть своими эмоциями, – сказал Чалмерс все тем же скрипучим голосом. – Торжество так и брызжет из его глаз.
– Он рад, что может продолжить свой путь, ибо истинный мастер никогда не свернет с него. На этом пути Мастер может пасть, но не отступить. Но в одном ты прав, Горди, – настоящий Мастер никогда не выставит на всеобщее обозрение то, что переживает его душа.
– Значит, я еще не настоящий Мастер, – пробормотал Зоров.
– Но я в самом деле рад.
– Сейчас ни я, ни кто-либо другой не в состоянии достоверно оценить степень опасности, с которой тебе придется столкнуться на Планете Карнавалов, – сказал Чалмерс. – Однако уже сейчас ясно: довести там дело до конца способен только ты. Увы.
– Но почему "увы", черт возьми?! Вам радоваться надо!
– Радоваться, говоришь? – произнес Чалмерс, болезненно морща лоб. – Не получается как-то радоваться, когда тебя загнали в угол.
– В угол? Не понимаю, мэтр…
– А что тут понимать… На тебя началась охота – это очевидно. Поэтому по всем канонам посылать тебя нельзя, ибо риск возрастает настолько, что даже не поддается оценке. С другой стороны, нам крайне необходимо знать, что на самом деле происходит на Планете Карнавалов, поскольку от этого, похоже, напрямую зависит судьба Содружества. Эффективно сработать в этом направлении по силам только тебе, и это для меня тоже совершенно очевидно. Это и есть классический угол, из которого я не вижу разумного выхода, поскольку отправить тебя на задание, конечно, выход, но отнюдь не разумный. А другого просто нет, обстоятельства давят и вынуждают принять плохое решение, я ощущаю гнетущее бессилие и страх… Ладно, пойду, не пристало начальнику плакаться в жилетку подчиненному. А ты давай выздоравливай. Тренируйся, силенок набирайся. Придется лететь тебе, никуда ты не денешься. Времени на подготовку – две недели, включая технический инструктаж.
Чалмерс вышел. И тогда заговорил Ямото Сузуки:
– Когда-то, очень давно, жил в Стране, восходящего солнца великий Мастер. С малых лет чудесным образом узнал он о своем грозном предназначении, и ступил на путь совершенствования тела и духа, и прошел его до конца. Еще юношей овладел он уровнем "генин", став непревзойденным бойцом. В зрелые годы он к мощи тела прибавил мощь духа, развив в себе такие психические способности, которые любого нормального человека повергали в мистический ужас. Так он взошел на уровень "тюнин", второй уровень великого пути. Но впереди были девять ступеней просветления и совершенства уровня "дзенин". Кожа его стала подобна твердому темному дереву, а волосы побелели, как снег на вершине Фудзиямы, когда он взошел на последнюю, девятую ступень.
И постиг он суть бытия земного и небесного, и коснулась его гармония небесных сфер, и понял он Предначертанное… И спустился он во мрак Подземного Царства, и вызвал на поединок самого Повелителя Тьмы, ибо ощущал в себе силу для этого. Вздрогнула Земля, огромные волны прошли по морям-океанам, пробудились спящие вулканы, пали на земную твердь небесные камни…
Сузуки надолго умолк, взор его погас, словно обратившись внутрь.
– И кто победил? – прервал вопросом затянувшееся молчание Зоров.
– Ты забыл мои уроки, посвященные вежливости, – с неудовольствием произнес Сузуки. – Ты должен был молчать, даже если бы я не заговорил еще несколько часов… А что касается поединка… Он продолжается и по сей день. Когда наступал Мастер, на Земле воцарялись мир, добро и любовь. Но все чаще преимущество переходило к Повелителю Тьмы, и тогда зло, насилие, жестокость захватывали мир, и его заливали потоки крови… Вот так.
– Красивая легенда, – задумчиво сказал Зоров. – Она, по-моему, не только отражает один из принципов даосской философии о гармонии темного и светлого начал инь и ян, но и в какой-то степени является проекцией европейских религиозно-философских концепций о непримиримой борьбе Добра и Зла…
Легкая тень неудовольствия пробежала по лицу Сузуки.
– Порой ты излишне пытаешься под все подвести, выражаясь твоими же словами, теоретическую базу и расчленить истину анализом. А ведь истина – это синтез. Нельзя рассказать басню тигру, поймав того за хвост. Поразмышляй об этом, пока будешь выздоравливать. – Сэнсэй встал, поклонился и вышел.
"Интересно, что он хотел этим сказать?" – думал Зоров, озадаченно глядя на дверь. Как и много лет тому назад, слова Учителя порой ставили его в тупик. Долго ему ломать голову не пришлось, дверь распахнулась, вошла целая делегация светил врачебного Олимпа, среди которых Зоров узнал председателя Высшей медицинской контрольной комиссии профессора Бирнса и самого члена Круга Шести Лэмюэля Лоусона. Зорову помогли перелечь на антигравитационную повозку (которую медики упрямо продолжали именовать "каталкой", несмотря на отсутствие у нее даже признаков колес), и торжественная процессия направилась в диагностический центр.
Только через несколько часов, подвергнутый устрашающему количеству анализов и диагност-процедур, Зоров вновь оказался в своей палате и с наслаждением вытянулся на кровати. Чувствовал он себя словно после марш-броска километров на двадцать, да с полной десантной выкладкой, да по трассе категории не ниже третьей… Радовало одно: послезавтра он сможет покинуть стены лечебно-восстановительного центра и приступить к тренировкам под руководством сэнсэя Ямото Сузуки. Почти как в славные далекие деньки… вот именно почти. Зоров непроизвольно нахмурился. Да, многовато приключилось с ним в последнее время, даже чересчур… Он почувствовал вдруг нараставшую потребность в собеседнике, который бы знал его, как никто другой, и которого он знал бы так же.
– Ну вот мы и снова вместе. А ведь могло быть хуже, не так ли. Вяз?
– Хуже, лучше… Принимай происшедшее как данность, – проворчал Вяз.
– Ты что, не в настроении?
– А чему радоваться?
– Может, и ты боишься чего-то, как мэтр Чалмерс?
– Ты глуп. И мне стыдно, что у меня такое неразумное первое Я. Мне не приходилось встречать человека более мужественного, чем Чалмерс. Индивидуум, не испытывающий страха вовсе, ущербен точно так же как тот, кто лишен чувства боли. Смелым и отважным можно считать лишь человека, на поступках которого испытываемый им страх не отражается, а если и отражается, то изменяет их в лучшую сторону. Преодоление страха – суть смелости. И чем более эффективно преодоление, тем более высокой степенью отваги отмечен человек. А уж превратить опасность и ее страх в источник силы – это удел героев.
– У тебя, очевидно, очередной ностальгический приступ по пропахшим нафталином истинам с тысячелетней бородой?
– Истина – даже если она древняя, общеизвестная, банальная даже, – тем не менее истина. И если кое-кто начинает ее подзабывать, то нелишне напомнить…
– Хорошо. Я не об этом хотел вести речь. Но напоролся на твою вторую ипостась – язву, то бишь "Я Зорова Второе уязвляющее".
– Скорее "уязвленное", – буркнул Вяз. – Однако ты прав, настроение у меня ни к черту.
– Что так?
– Расставание всегда тяжело, даже если перспектива впереди будто бы неплоха.
– Ты говоришь загадками.
– Видишь ли, этот наш разговор будет… последним, Алзор.
– То есть… Не понимаю.
– У меня такое предчувствие. А может, в свете изложенного Эйфио, и знание. Точнее, предзнание.
– Нельзя ли подробнее? А то, признаюсь, у меня даже мурашки по спине побежали…
– Каким-то образом я знаю, что события скоро пустятся вскачь и захлестнут тебя – настолько, что тебе будет не до глубокомысленных диалогов со вторым срезом твоей души… или твоей первой производной… со мной, короче. А затем произойдет некий качественный скачок, и я стану тебе не нужен… точнее, ты поглотишь меня, как и свое третье "я", и все остальные, о которых пока можешь только догадываться. Меня это и радует, и огорчает одновременно… Такие чувства могла бы испытывать мыслящая гусеница перед превращением в куколку.