За люком, разумеется, царил вакуум. Короткая узкая труба эвакуационного лаза в теории герметизировалась с обеих сторон, и позволяла экономить воздух, но сейчас на борту космоплана его уже не осталось. Последние сорок пять минут своей жизни подполковник нёс за плечами. Да и то уже не сорок пять. Гораздо меньше.
Засвистел и тут уже умолк клапан выравнивания давления. Перчатки, рукава и штанины знакомо раздались в стороны. Внутреннее давление распёрло скафандр. Кираса и силовой набор откликнулись столь же знакомым потрескиванием и поскрипыванием. Створка люка дрогнула, и послушно отошла в сторону.
В свете нашлемной лампочки скафандра труба эвакуационного лаза казалась ещё теснее и неудобнее, чем на самом деле. Драная обивка тонкими лохмотьями покачивалась возле пробоин.
- Скафандр бы не пропороть, - машинально пробормотал Васильев и осторожно пополз ко второму люку. За ним космонавта ждал открытый космос.
Его встретили ослепительное космическое солнце, острые контрастные тени и рваные края посечённого американской картечью металла.
- А ведь если бы не манёвр Семецкого - хана и мне, и машине, - подполковник завороженно смотрел на буквально размочаленные попаданиями фрагменты обшивки маневрового блока. Их содрало как банановую кожуру и поставило торчком. Крылья и рули космоплана щедро пятнали остатки масла из управляющей гидравлики.
Тёмная и безмолвная туша станции безответно нависала в считанных метрах от изувеченной машины. Где-то в отдалении ещё получалось разглядеть несколько крупных фрагментов буквально разорванного двумя ракетами американского космоплана и обломки машины Семецкого.
Подполковник выудил из специального кармашка скафандра короткий страховочный тросик, защёлкнул его на люке, проверил стопор, и потянулся к упаковке абордажного набора.
- Раз пошли на дело я и Хаимович. Хаимович выпить захотел, - подполковник машинально бормотал какую-то совсем уж загадочную песню. - А отчего не выпить бедному еврею, а если у него нет срочных дел? А?
Тросик с абордажным фиксатором отправился в недолгий полёт к станции. Разумеется, мимо. Подполковник медленно, как учили, чтобы захват на конце тросика не прилетел на приличной скорости в забрало скафандра, подтянул его назад, и повторил бросок. На четвёртой попытке у него получилось. Фиксатор таки ухватился за что-то из навесных устройств, и прочно встал на захват.
Пара рывков подтвердила - тросик держал. Подполковник бросил взгляд на манометр, перестегнул страховку, и отправился в путь. Времени оставалось немного - в самый раз, чтобы успеть.
- Вот же понастроили, - количество скоб и креплений на внешней поверхности станции явно рассчитывали на активную работу. Где-то в стороне подполковник Васильев даже успел разглядеть что-то вроде складного погрузочного манипулятора, весьма похожего на те, что порой доводилось видеть на Земле в служебных вестниках о перспективных космических новинках. Только видеть - а здесь им кто-то активно пользовался. Судя по изрядно потрёпанному виду станции, пользовался не первый день... и даже не первый месяц.
Как выглядят космические объекты после долгого нахождения в космосе, подполковник неплохо знал. Занятые теперь научно-инженерной работой на Земле первые космонавты вполне подробно об этом рассказывали. Гагарин, Титов, Комаров, Леонов...
Но все они находились в космосе считанные дни, изредка - недели. Больше не позволяли теснота и ресурс космопланов. Поговаривали было о кормовом долгосрочном обитаемом модуле, размерами хотя бы два на три метра, но работы по модификации космоплана для этого понадобились такие, что увидеть их раньше новой перспективной машины не светило и при всём желании.
А тут подполковник глазам своим не мог поверить - долгосрочная обитаемая станция, наша, советская, и ни одна душа о ней знать не знает и ведать не ведает.
Страшное осознание заставило подполковника стиснуть руку мёртвой хваткой на поручне. О станции действительно не знали. Даже сам товарищ генеральный секретарь ЦК КПСС понятия не имел, куда и зачем посылает двух космонавтов.
- Откуда же ты взялась, зараза? - подполковник с неприязнью посмотрел на корпус станции и замер.
Совсем рядом с ним в иллюминаторе яростно махал руками человек. Потный, взъерошенный, но, что самое главное, в насквозь мокрой лёгкой спортивной одежде с хорошо различимой эмблемой поверх нагрудного кармана.
Советской эмблемой.
Перепутать не получилось бы и при всём желании. Подполковник торопливо рванулся к иллюминатору. Ни о каком разговоре, конечно, речь не шла. Рация так и молчала, да и тусклый свет внутри станции заставлял нехорошо задуматься о том, что на борту что-то не в порядке. Зато там хватало воздуха - и это единственное, что имело сейчас значение для подполковника Васильева.
Человек на той стороне тем временем успешно выхватил из карманов блокнот и ручку, и торопливо завозил ей по листу бумаги. Подполковник даже не успел толком удивиться тому, что у местных обитателей не только есть ручка, но и такая, что действительно пишет в невесомости.
На торопливом рисунке жирная стрелка указывала на один из модулей станции. Неаккуратная схема люка шлюзового отсека выглядела почти как хорошо знакомые подполковнику советские варианты. А вот короткие, на три-пять слов, письменные комментарии обитателя станции на русском, английском и, почему-то французском, заставляли нехорошо задуматься о том, кто же её в действительности запустил.
Торопливый забег по корпусу до периферийного шлюзового модуля съел последние минуты воздуха. Резерва осталось ровно на то, чтобы торопливо вскрыть люк, забраться внутрь, задраиться, и слушать, как шипит воздух, а скафандр вновь начинает обтягивать тело, вместо того, чтобы раздуваться изнутри.
Что удивительно, в модуле царили темнота и тишина. Работали только механические приборы. Информационные табло слепо таращились пустыми окошками на единственного гостя станции. Ни единого огонька, кроме нашлемного фонарика.
Наконец, показания давления пришли в норму, и подполковник Васильев решил приоткрыть забрало шлема. Внутри оказалось душно и жарко, а стены пахли не то как новая, только что из автосалона, легковая машина, не то как набор югославской кожаной мебели. С насквозь военными космопланами и сравнить нельзя.
- Вот же, - удивился Васильев, - она у вас даже пахнет иначе!
Расстегнул гермокобуру с пистолетом, достал оружие, проверил и решительно ухватился за рычаги внутреннего люка шлюзового отсека. Вопреки ожиданиям, на другой стороне его встретили не часовые, а очень плохо освещённый маленький склад, любая стенка которого состояла в основном из ящиков и поручней. Оставалось лишь хвататься за эти поручни и двигаться вглубь станции - к основным жилым отсекам.
В тех уже кипело общение комитета по встрече. Компанию из трёх человек настолько поглотили собственные заботы, что появление гостя они ухитрились проглядеть.
- Хлеб надо! И соль! Гость, всё-таки! - вроде и шёпотом, но таким, что услышать получилось бы и в другом конце станции, горячо требовал один из хозяев.
- Командир, я тебе советую ради психологического спокойствия экипажа подобными ритуалами не пренебрегать, - меланхолично заметил второй, уже хорошо знакомый подполковнику Васильеву по недолгому общению через иллюминатор человек. - Они сплачивают.
- Откуда мы вообще знаем, кто он такой? - - следующий оратор просто старался говорить негромко. И тоже почти не справлялся. - Юлик он тебе что, свинух какой из дядиного хозяйства, что ли, посреди аварийной станции на жратву кидаться?
- А гость есть гость! - не собирался терять позиции Юлик и снова повернулся за помощью к недавнему знакомцу подполковника. - Валентин, ну хоть ты ему скажи! Мы советские люди, вообще, или кто? Фасон держать надо!
Это последним аргументом и стало. Ни один из троих космонавтов и близко не походил на военного. Слишком уж беззаботные. Оружия у них подполковник Васильев тоже не заметил. Ни в руках, ни скрытого, никакого. Он смущённо запихал пистолет обратно в гермокобуру и двинулся вперёд.