— Это почему же?
— Я же сказал — все войско вернулось обратно! Прислушайся? Слышишь звяканье сабель и ржанье коней? Пусть теперь твои дружки татары осмелятся появиться у реки… Сколько их? Два тумена? Всего лишь два…
— Но как вы…
— Ага! Вот и проговорилась, девушка! Как мы ухитрились разобраться с врагами так быстро? А среди них полно предателей, знаешь ли!
— Так я и знала… — Мэй Цзы уселась на корточки и уткнула лицо в ладони. — Так я знала! — раскачиваясь, повторяла она. — Что теперь делать, что? — Вытирая слезы, она вдруг жалобно взглянула на юношу. — Мне будут пытать, да? Впрочем, я не боюсь пыток. Знала, на что шла… Ведь Темучин — мой враг! Враг моего народа! Что ж… Я приму смерть.
— Не торопись умирать, Мэй Цзы, — тихо вымолвил Баурджин. — Скажи мне, где на самом деле Джэгэль-Эхэ и что вас связывало?
— Кто? Что?! О, боги! — Девушка неожиданно расхохоталась. — Что связывало?! Да пояс же! Красный пояс, знак ханского…
Услыхав снаружи чьи-то голоса, китаянка замолкла, подождав, пока голоса удалились.
— Знак ханского — чего? — переспросил юноша.
— А, ты хочешь знать? А мне вот что-то думается, что я слишком задержалась в этом кочевье… Пора уходить. Прощай. Баурджин… ты славный юноша… Действительно славный. Девчонку свою найдёшь в кочевье Камиля-Ургу… Если найдёшь… Прощай!
— Прощай? Не слишком ли ты самонадеянна, Мэй Цзы?
— Нет, не слишком…
Мэй Цзы вдруг высоко подпрыгнула и, издав жуткий вопль, с неожиданной силой выкинула вперёд левую ногу, угодив не успевшему даже удивиться парню пяткой в лоб!
Что-то яркое вспыхнуло на миг в глазах Баурджина, и наступила тьма…
Из которой вдруг стали выплывать, появляться — медленно, словно в холодном проявителе — до боли знакомые лица. Брежнев… Суслов… Никсон… Дети… Татьяна, жена… Или, нет, это, кажется, была Джэгэль-Эхэ… Красивая, как иностранная кинозвезда. Бриджит Бардо и Софи Лорен — вместе взятые! И вдруг откуда ни возьмись появились японские пикировщики. Старые, ещё с выпущенными шасси. Как противно они гудят, Господи. Пикируют прямо в окоп. Вот сейчас сбросят бомбы! А в окопе… Нет, это и не окоп вовсе — овраг! Урочище Оргон-Чуулсу… И старый дацан! А рядом — Джэгэль-Эхэ. Обернулась. Улыбнулась. Исчезла. Куда ж ты уходишь, девочка? Не уходи, Джэгэль, не уходи!
Баурджин распахнул глаза…
— Ну наконец-то очнулся!
Рядом с юношей сидели друзья — Гамильдэ-Ичен, здоровяки, побратим-анда Кэзгерул Красный Пояс… Пояс… Мэй Цзы что-то говорила про пояса…
— Где девчонка?
— Джэльмэ велел своим лучником не дать ей уйти. Они достали её уже в реке!
— Сколько я пролежал?
— Три дня.
— А татары?
— Так и не появились.
— Значит, и не появятся… Значит… — Баурджин неожиданно улыбнулся. — Значит, плохие лучники у Джэльмэ.
— А при чём тут лучники?
Глава 17
Месяц седых трав
Сентябрь 1196 г. Восточная Монголия
Это, должно быть, сын хорошего человека.
Это, должно быть, потомок хорошего рода…
Ночью нагрянули заморозки, небольшие, но вся трава в степи покрылась серебряным инеем, тускло блестевшим в первых лучах алого восходящего солнца.
— Прямо Марс какой-то! — любуясь пейзажем, усмехнулся Баурджин-Дубов. — Планета бурь.
Сказал и тут же с опаской взглянул на небо — право слово, не накликать бы ветра. Его только тут и не хватало.
— Не, ветра не будет, — словно прочитав его мысли, засмеялся Кэзгерул Красный Пояс, сверкнул тёмно-голубыми глазами. — Небо-то вон какое чистое!
Небосвод и в самом деле казался ясно-голубым и прозрачным, без малейших признаков облачности. Но ведь стояло ещё ранее утро, слишком раннее, чтобы с уверенностью судить о предстоящем дне.
— Эй, парни! — Баурджин обернулся в седле. — Вы там чего так отстали?
— Слушаем россказни Гамильдэ, — с хохотом пояснил здоровяк Кооршак. — И ждём, когда он нарвёт травы — говорит, волшебная она здесь, трава-то!
— И не волшебная, а целебная! — Гамильдэ-Ичен вскочил в седло и вмиг нагнал остальных. — Мне ещё бабушка рассказывала, мол, будет случай — рви сон-траву в месяц седых трав — помогут от всех болезней.