А потом пели песни. Сначала — короткие «богино дуу», потом Боорчу пытался затянуть «уртын дуу» — длинную, но так до конца её и не осилил, уснул. Вообще, к утру заснули все гости, а молодые тихонько выскользнули из гэра…
— Баурджин-гуай, — откуда ни возьмись вдруг возник Кооршак.
— О! — Юноша от неожиданности вздрогнул. — Ты чего не спишь?
— Ходили с Гамильдэ посмотреть твой табун… Знатные лошади, умм!
Баурджин хохотнул:
— Выберешь себе любых!
— Спасибо, господин. Но я сейчас не об этом, — здоровяк замялся. — Видишь ли… Мы с Гамильдэ сейчас разговаривали с погонщиками… так вот они… так вот… Не знаю даже, как и сказать…
— Это уж точно! — выскочил из-за гэра Гамильдэ-Ичен. — Дай хоть я за тебя скажу, а то будешь тут мяться. Да не беспокойся, скажу, как надо — ведь все знают, я умею говорить хорошо и красиво!
— Даже, пожалуй, слишком красиво, — улыбнулся Баурджин. — Точнее — долго.
— Краткая речь красивой не бывает! — Мальчишка важно надул щёки и неожиданно поклонился. — Мой анда Кооршак-гуай просит тебя, уважаемый Баурджин-нойон, быть его сватом к некоей красавице именем Алса-Буик из рода Серых Спин, которая была женою Караим-нойона из монгольского рода куйсы, но так как Караим-нойон геройски погиб в недавней битве с татарами, то душа его ныне обитает у Великого Тэнгри и не возражает, чтобы бывшая жена его, а ныне — вдовица Алса Буик вышла бы вновь замуж за приличного и хорошего человека. Смею заверить, что мой анда Кооршак — как раз такой человек и есть. Верно, анда?
Кооршак ничего не ответил, лишь смущённо покачал головой и тихонько — с этаким восхищением — прошептал:
— Во даёт, сойка пустоглазая!
— Курукче, — вдруг вспомнила Джэгэль-Эхэ. — Она просила меня как-нибудь разузнать, не согласиться ли Кэзгерул-гуай… Не сможет ли он… В общем, она будет вовсе не против, если он зашлёт к ней сватов.
— Ну, дела-а-а, — завистливо протянул Гамильдэ-Ичен. — Прямо всех красавиц они расхватали! Этак мы с Юмалом без жён останемся!
— Какие ваши годы, — хохотнул Баурджин. — Зато как гулять будем! Как бы непременно сказал мой приятель Боорчу, если был хотя бы самую малость знаком с творчеством замечательного поэта Твардовского:
На найманском наречии стихи, конечно, звучали совсем не так, как по-русски. Но всё же — звучали!
Несколько южнее от кочевья Баурджина-нойона, в солончаках Сангийндалан, пошедший к вечеру дождь — осенний и нудный — поливал двух рабов, уныло месивших босыми ногами конский и коровий навоз пополам с соломой.
— Побыстрей-то не можешь двигаться? — глухо осведомился один, тощий и какой-то облезлый, похожий на высохший болотный тростник. — Если к ночи не сделаем норму — хозяин будет нас бить.
— На себя-то посмотри, Гаарча! — с невесёлой усмешкой отозвался второй, щекастый коротышка. — Ведь еле двигаешься! Все из-за тебя… Не надо было воровать тогда пояс! Где теперь мы… и где Хульдэ? Ах, Хульдэ…
— Ну-ну, размечтался, Хуридэн-гуай, — издевательски захохотал Гаарча. — Чем мечтать, давай-ка лучше меси побыстрее!
Хуридэн вздохнул:
— И куда только спешит наш хозяин?
— Видать, хочет завершить все хозяйственные дела до приезда нового хана. Да-да, что ты смотришь? У татар теперь будет новый хан — ставленник Темучина!
— Может, и нас тогда освободят?
— Может… А может, и нет — что за дело до нас татарскому хану?
— Уж точно — никакого. Давай-ка лучше месить.
— Давай.
Уныло моросил дождь, под ногами парней хлюпал навоз, смешанный с сеном и грязью, и клонившийся к вечеру день был беспросветно тусклым и серым.
А по степи, пригнувшись к гривам коней, радостно перекрикиваясь, мчались в татарские кочевья нарядно одетые всадники — новый хан с друзьями и телохранителями. Кэзгерул Красный Пояс, его побратим Баурджин-нойон, Гамильдэ-Ичен и здоровяки Кооршак с Юмалом. Гамильдэ всё тянуло поговорить, и он подгонял коня то к Кооршаку, то к Юмалу, парни дружно отмахивались и, беззлобно смеясь, обзывали чересчур навязчивого побратима пустоглазою сойкой. Вечерело. Сквозь разрывы дождевых туч пробивалось красное закатное солнце.
Шпион Темучина
Глава 1
Баурджин