Под арьку беседа потекла куда веселее: гости улыбались, шутили, Эрдэнэт даже пересел поближе к Баурджину и то и дело похлопывал того по плечу:
— Хороший ты человек. Баурджин-нойон, недаром великий Боорчу о тебе так хорошо отзывается!
Баурджин ухмыльнулся — ещё бы Боорчу как-то по-другому отзывался! Сколько с ним выпито — цистерна! И даже, пожалуй, не одна. А, между прочим, Боорчу был доверенным лицом и побратимом-андой самого Темучина, одним из лучших его полководцев. Пить — пил, но дело своё знал туго!
— Как поживает Боорчу-гуай?
— Замечательно живёт, — широко улыбнулся посланник. — Только жалуется — мол, Баурджин-нойон что-то давненько не приезжал, совсем дорогу забыл!
Ага, давненько, как же! И двух недель не прошло… Столько тогда выпили — Баурджин (уж на что закалённый в Советской Армии) неведомо как и домой-то потом приехал. Хорошо — лошади дорогу знали.
— Зайду, — молодой нойон кивнул, — обязательно зайду к уважаемому Боорчу. Вот сразу, как только приеду… Мне ведь к великому хану ехать надобно, да?
— Ах, да, — Эрдэнэт наконец вспомнил, зачем, собственно говоря, явился. Пожевал губами и, откашлявшись, объявил со всей возможной важностью. — Великий хан Темучин, прозванный Чингисханом, желает немедленно видеть тебя, Баурджин-нойон, по очень важному делу! — Хочет видеть, вот как? — делано удивился хозяин гэра. А то не догадывался, зачем явился посланец. Усмехнулся:
— Хочет видеть — приеду. Сейчас и отправимся, вот только арьку допьём. Эй, Ичене-Куам, тащи ещё баклажку!
— А может, лучше с собой взять? — несмело предложил Эрдэнэт, вызвав явное неудовольствие сопровождавших его воинов.
— И с собой возьмём тоже! — Баурджин успокоил не столько посланца, сколько его свиту. — Веселей ехать будет — путь-то не очень близкий.
Воины обрадованно переглянулись.
— Могу я взять с собой кого-нибудь из своих верных людей? — тут же осведомился молодой нойон.
Посланник задумчиво зашмыгал носом:
— Думаю, можешь. Но — только одного. Самого верного.
— Вы пейте, — улыбнулся Баурджин. — А я пойду пошлю слуг — позвать.
Выйдя из гэра, нойон задумался, глядя, как играют в пыли полуголые дети. Кого позвать-то? Кооршака? Юмала? Те, конечно, парняги здоровущие, опытные бойцы — тут уж ничего не скажешь. Но всё ж таки — простоватые, в чём-то даже наивные, а задание — Баурджин подозревал — будет далеко не простым. Нет, Кооршак с Юмалом не подойдут, тут не саблей махать, тут мозги требуются. Эх, был бы поблизости побратим — Кэзгерул Красный Пояс, с помощью Темучина вернувший себе ханский престол в одном из татарских племён. Далеко теперь Кэзгерул, даже в гости ездит редко, всё больше передаёт поклоны через знакомых торговцев. Жаль… Нойон улыбнулся, вспомнив друга. Смелый, чётный и умный — редкостное сочетание качеств. И вовсе не похож на татарина, скорее — найман или уйгур: длинные пепельные волосы, тёмно-голубые глаза. Старшая жена его, Курукче, — из одного рода с Джэгэль-Эхэ. Подружки-соперницы… Эх, Кэзгерул, Кэзгерул… Когда ж они виделись-то в последний раз? Год прошёл? Два? Когда родилась Жаргал? Год назад… Да, ровно год. Вот тогда и приезжал побратим.
Из новых кого взять? Молодые воины в кочевье Баурджина имелись — человек с полсотни, но вот беда, толком-то их нойон и не знал, не было случая сойтись с каждым поближе — даже на охоте. Простые пастухи-араты относились к Баурджину с почтением и страхом — ещё бы, человек самого Темучина!
Баурджин вздохнул. Юмал и Кооршак не подходят, Кэзгерул далеко… Кто остаётся? А остаётся Гамильдэ-Ичен! Что ж сразу-то он не вспомнился? А потому не вспомнился, что до сих пор Баурджин считал его как бы своим младшим братцем и соответственно относился. Пять лет назад, когда Дубов только объявился в здешних степях, Гамильдэ было тринадцать. Ребёнок. Пусть умный, пусть грамотный… А сейчас Гамильдэ-Ичен — уже не ребёнок, воин! Правда, воинское искусство не очень любит, все просится отпустить его к уйгурам — в монастыри за древними знаниями. А и отпустить — осенью, вот закончить с кочевьями… Да-да, осенью — когда можно чуть отдохнуть, расслабиться, подвести итоги многотрудного года. Недаром говорят — одна осень лучше трёх вёсен. Признаться, раньше, до того как попасть сюда, Дубов не считал скотоводов какими-то уж особенно умными людьми. Однако, возглавив род, быстро переменил своё мнение, столкнувшись со многими проблемами. Не такое это, оказывается, простое дело — пасти скот. Много чего надобно знать и уметь. Точно знать места кочевий — своих и соседей, — вести на дальние пастбища табуны, ориентируясь по солнцу и звёздам, вычислять даты и продолжительность природных явлений — первого снега, солнечных и лунных затмений, периода «девяти девяток» — самых холодных дней зимы, лечебные травы — не только себя лечить, но и скот.