— Он что-то украл у тебя, дружище? Хорошо, что мы со вчерашнего дня патрулируем этот квартал.
Жунь обернулся к воинам:
— Держите воришку, парни, а мы с моим другом пока отойдём, обсудим общих знакомых.
— Общих знакомых? Ах, ну да, конечно.
— Есть новости, друг. — Взяв князя под руку, десятник отвёл его в сторону. — Хотел посоветоваться, ты ведь знаешь многих. У нас набирают желающих отправиться в военную экспедицию в Ляоси.
— Ну правильно, против монголов.
— Нет, друг. В Ляоси нет никаких монголов. Там только крепость с гарнизоном Елюя Люге. Думаю, не против него ли набирают войско? Ни один кидань не вступит в него!
Баурджин посмотрел прямо в глаза воину:
— А может быть, как раз киданям и стоит туда вступить? А дальше... поступать как велит совесть и древняя честь Ляо!
— Это ты верно сказал... — задумчиво протянул десятник. — Древняя честь Ляо... Что с воришкой? Забрать и наказать?
— Оставь его мне, Жунь. Я сам разберусь.
— Ну, как знаешь...
Десятник шутливо отсалютовал приятелю, и воины отправились дальше. Лишь колыхались над шлемами копья и алебарды.
— Ну? — Баурджин крепко держал Веснушку за шиворот. — Надеюсь, ты никуда больше не собрался бежать?
— О, господи-ин... — жалобно заканючил мальчишка. — Я всегда был почтителен с мертвецами... никогда их не обижал, не говорил ничего дурного... О, прошу вас, не забирайте меня с собой, господин...
— Угу, — удовлетворённо кивнул князь. — Значит, узнал. От кого слыхал, что я умер?
— Да от разных... — Бывший водонос опасливо косился на Баурджина. — Слухи ходили. Господин...
Не выдержав, нойон сильно тряхнул парня за грудки:
— Да ты издеваешься или и в самом деле не видишь, что я жив, а, Веснушка?
— Но, господин...
— Я смотрю, ты всё в труппе?
— А куда денешься? У меня ж ни родных, никого... Пару раз заглядывал в «Улитку», там уже новый хозяин. В «Синей рыбке» бывал... Линь — ну тот, угрюмый, ваш слуга, предупредил, чтоб я не появлялся на старом месте. Сказал, можно нарваться на людей Мао Ханя или на «красные шесты».
— Что, впрочем, почти одно и то же, — невесело усмехнулся нойон. — Он прав. И долго ты здесь подставляешь спину?
— Вы видели?! Нет, эту пьесу мы играем не так давно. Я её и сочинил, вернее, подсказал тему Тяню.
— Ты? — Князь удивился. — Ну надо же. Что же не секут розгами кого-нибудь другого?
— А больше некого, господин Ба...
— Тсс! Не произноси зря моё имя.
— Понял. Так вот, больше действительно некого. Тянь слишком упитан, а остальные — здоровяки, да и слишком взрослые — никто из них не вызывает сочувствия, один презрительный смех. Вот и приходится мне отдуваться. Ничего, скоро праздник, а затем и весна. Заработаем! Приходите на спектакль, господин!
Баурджин покачал головой:
— Нет уж, увольте! Слишком уж ваши пьесы грустны.
— Уж какие есть. Кстати, у меня на спине во время представления вовсе не кровь, а краска. Правда, потом её долго смывать. — Веснушка зябко повёл плечами. — Ну, я пошёл. Рад, что вы живы, господин.
— Постой! — Что-то быстро сообразив, Баурджин в три прыжка догнал парня. — А почему вы выступаете только здесь? В глубине квартала зрителей куда больше. Тут, знаешь, народ весьма специфический, не любит зря показываться в таких местах, где можно нарваться на городскую стражу. Но, в общем, они добрые люди и, полагаю, всей душой хотят приобщиться к искусству! Только не к той гнусной пьесе, что вы сегодня играли!
— О, господин, у нас есть и другие!
— Вот их и играйте, — с уверенностью распорядился князь. — Я, кстати, знаю почти наизусть одну классическую вещь, очень смешную. Вот только, к сожалению, не помню автора. Там один ловкий человек приезжает в глухую провинцию под видом посланного для проверки чиновника.
— А! — моргнул Веснушка. — Так и я что-то подобное помню. Но надо хорошенько подготовить сюжет, расписать роли. Вам надо поговорить с Тянем!
— Сам с ним говори, а мне некогда, — засмеялся князь. — А я пока пойду, присмотрю вам площадку для выступлений.
— А...
— Платить никому не надо! Я же сказал, что договорюсь.
— И...
— Встретимся завтра в корчме «Двое в ивах», знаешь, где такая?
— Да, знаю... О, господин, как я рад, что...
— И запомни, парень, — про то, что я жив, никому не слова!
— Кремень, в смысле — чтоб я сдох! — тут же поклялся Веснушка.
Возвращаясь к себе, Баурджин испытывал двойственные чувства.
С одной стороны, он, конечно, грубо нарушил все правила и поставил под угрозу свою конспирацию, но с другой... с другой стороны — совесть больше не колола, не мучила. Мучило другое — Елюй Люге! Похоже, надежде династии Ляо грозила нешуточная опасность.