— Отвлечься...
Князь вдруг подумал, что мажордом, чёрт побери — прав! Уже голова пухла от важных бумаг, отчётов, докладов, доносов... Ко всему этому, приходилось держать в уме тысячи дел, и хорошо ещё нашёлся такой ответственный и нечего не забывающий секретарь, как Фань, если б его не было, господину наместнику пришлось бы куда как туго.
— Что вы понимаете под словом «отвлечься», Чи Янь? Завалиться в какую-нибудь корчму или устроить пир здесь, во дворце?
Чи Янь улыбнулся:
— Нет, господин, в данном случае дворец не очень подходит — вам нужно сменить обстановку, развеяться... в компании очень достойных и преданных вам людей.
Князь расхохотался:
— А они у меня есть — преданные?
— Конечно, мой господин, — мажордом поклонился.
Господи! И этот уже без шиньона, с обручем... Нет, кажется, с тонким кожаным ремешком.
— Что это у вас с головой, Чи Янь?
— Вы ввели в обиход новую моду, господин наместник, — с новым поклоном пояснил мажордом. — Так ходит уже полгорода. Ну, разумеется, не простонародье.
Баурджин больше ничего не сказал по этому поводу, лишь хмыкнул и поинтересовался, какую именно корчму господин управитель дворца предлагает для «отвлечения»?
— О, нет, нет, вовсе не корчму! — в ужасе округлив глаза, Чи Янь замахал руками. — Есть одна вполне достойная женщина, некая вдова Турчинай, у неё частенько собирается в высшей степени почтенное общество: влиятельные чиновники, учёные, литераторы. Вот и сейчас, в первый день «больших холодов», соберётся. Осмелюсь дать вам совет, господин наместник?
— Давай, чего уж.
— Давно хотел вам сказать, негоже государю уклоняться от светских приёмов.
— Это я-то уклоняюсь? — ахнул нойон. И тут же рассмеялся: — Ну, вообще-то — да. Так ведь никто же мне не предлагал — вы первый.
Мажордом молитвенно сложил на груди руки:
— Согласен, мой господин — это полностью моя вина. Мне бы надо было пригласить вас куда раньше!
— И Фань, секретарь, ничего про это не говорил, — вполголоса заметил князь. — А ведь мог бы намекнуть, наверное. Он ведь тоже из высших кругов, сколь мне известно.
— Фань?! — Чи Янь презрительно скривился. — Нет, он, несомненно, очень умён и расторопен, но... Но способен легко испортить любой праздник, любое веселье! Видите ли, мой господин, Фаня давно уже никуда не зовут — считают жутким занудой.
— Занудой? — хмыкнул нойон. — А вообще — да, есть в нём что-то такое. Так, когда, говоришь, соберётся общество у этой вдовы... как её?
— Турчинай, господин.
— Турчинай. Немножко странноватое имя. Она не тангутка?
— О, в ней столько всего намешано. Чрезвычайно, я бы сказал, обворожительная женщина, чрезвычайно. А приём у неё завтра, я уже говорил — в первый день «больших холодов».
«Шестнадцатого января» — тут же перевёл для себя Баурджин. И рассмеялся — ну надо же «большие холода», видали б они по-настоящему большие!
О, он тщательно подготовился к походу в гости! Одел бархатно-чёрный, с серебром, халат, чёрный остроносые сапоги, даже — по совету того же Фаня — почернил ногти. Цвет зимы — чёрный, а встречают, как известно — по одёжке.
Так и встретили! Достойно, с поклонами и бурным восхищением.
— Я так рада, так рада вашему визиту, господин наместник!
Хозяйка приёма, вдова Турчинай, как и говорил мажордом, оказалось весьма обворожительной женщиной лет тридцати или чуть меньше. Белое лицо её выглядело настолько юным и свежим, что совершенно не требовало положенных по этикету белил, и, зная это, вдова накладывала их лишь тонюсеньким слоем, этаким едва заметным напоминанием. Широкий чёрный, с серебром, пояс подчёркивал тонкую талию до такой степени, что казалось, женщина вот-вот переломиться пополам. Холёные руки с длинными, покрытым чёрным лаком, ногтями, томный взгляд светло-серых глаз из-под длиннющих ресниц — было от чего потерять голову. И жасмин, сильный запах жасмина — как видно, это были любимые благовония вдовы.
— Я тоже рад видеть вас, госпожа Турчинай, и всех ваших гостей, — Баурджин обвёл рукою собравшихся. Те почтительно поклонились.
— Прошу за стол, господа! — мягко улыбаясь, хозяйка с поклоном проводила почётного гостя к столу — на китайский манер, круглому, уставленному золотой и серебряно посудой, стоившей немалых денег. Посуда, трёхэтажный дом, слуги. Откуда у вдовы такое богатство? Видать, от покойного мужа.
— Попробует черепаховый суп, господин наместник, — усадив князя рядом с собой, Турчинай с блеском исполняла роль хлебосольной хозяйки. — Кушайте, кушайте, дорогие гости — не побрезгуйте омарами, креветками, крабами — всё не так давно доставлено из Южной империи. А вот — тушенные в белом вине соловьи, жареная утка с грибами, рыба.