Просто так, из чистого интереса, просмотрев пару конкурсных работ, Баурджин уже собрался идти в опочивальню, как вдруг в кабинет, испросив разрешения, заглянул секретарь.
— Фань? — удивился нойон. — Ты ещё не ушёл?
— Нет, господин наместник. Хочу доложить... я не мог при посторонних...
— Ну-ну? Что там у тебя?
— За мной целый день ходили двое! Рожи смуглые, узкоглазые, разбойничьи. Вы сказали, докладывать обо всех подозрительных, господин.
— Смуглые, говоришь, — Баурджин усмехнулся. — Молодец, что доложил. Я разберусь. Всё у тебя?
— Ещё кое-что... — юноша замялся. — Тут вот... несколько человек, из числа весьма уважаемых городских обывателей, хотят устроить в городе тангутские школы...
— Тангутские школы? — почесал бородку князь. — А какие же они сейчас?
— По образцу Южной империи, господин.
— Но Ицзин-Ай — город тангутов, значит, и школы в нём должны быть тангусткие! — Баурджин решительно взмахнул рукою. — Пусть будут! Пусть учат тангутскому языку, литературе, истории... Но не забывают и о математике, юриспруденции, географии и прочих науках. Найдутся учителя?
— О, да, господин наместник! — секретарь поклонился настолько глубоко, как никогда прежде не кланялся. — Весьма влиятельные люди будут вам очень благодарны, государь!
Государь? Баурджин прикрыл глаза. Вот и Фань назвал его государем, а не временщиком-наместником. Если так и дальше пойдёт — скоро можно будет перевозить семью. Интересно, как там дела у Чингисхана? Назначил ли он своим наследником Угедея? Если назначил — ничего лучше и не придумаешь, если же нет... Тогда всё зависит от того — кто этим наследником будет.
— Влиятельные люди будут мне благодарны? — удивлённо переспросил нойон. — За что? За тангутские школы? А что, раньше таковых не было?
Секретарь снова поклонился:
— Все школы устраивались по классическим образцам, господин... Могу я спросить? — карие глаза секретаря блеснули и быстро погасли — Фань поспешно опустил веки.
— Спроси, попробуй, — милостиво кивнул князь.
— Вы... тангут, господин наместник?
Баурджин расхохотался:
— Наверное, я тебя огорчу, но — нет. Я из рода найманов.
— Найманские князья часто находили прибежище у нас, — удовлетворённо кивнул Фань. — Сказать честно, я полагал, что монгольский ставленник.
Секретарь вдруг замолк, словно бы опомнился.
— Что ты хотел сказать? — поднял глаза Баурджин.
— Так, ничего... С вашего разрешения, я пойду, пожалуй?
Наместник пожал плечами:
— Иди. Я ведь тебя не держу.
— Прощайте, государь, — юноша поклонился. — Доброй вам ночи.
— И тебе того же.
Странный он парень, этот Фань. После ухода секретаря Баурджин в задумчивости прошёлся по кабинету. Из-за каких-то школ переживает, волнуется... и, кажется, ему совсем не по душе кочевники-монголы. А вот он, Баурджин-нойон, наместник Великого монгольского хана — по душе! Как говорят учёнейшие шэньши — прямо парадокс какой-то!
Покачав головой, князь позвал часового:
— Кто начальник смены?
— Десятник Ху Мэньцзань, господин наместник!
— А ну-ка покличь его! А заодно — пусть позовут начальника моей монгольской стражи.
Пригласив обоих, Баурджин поменял охранявших секретаря воинов — монголов на местных.
— Это не в обиду, — успокоил он Керачу-джэвэ. — Просто твои люди слишком уж примелькались. Потом, через десять дней, снова поменяетесь.
— Но сегодня уже не успеть, князь!
— А я не приказываю сегодня. Завтра!
Завтра снова выдался прекрасный денег, солнечный и погожий. Во дворце Дракона — большом, ещё совсем недавно — полуразрушенном — здании на восточной окраине города, с утра толпился народ — высокородные аристократы, влиятельные чиновники, служивый люд рангом пониже. Ну и, конечно, богема — писатели, поэты, художники. Вот кого Баурджин давно уже хотел пригласить во дворец, устроив грандиозный приём, но, пока вот некогда было. И всё же, всё же необходимо выделить на них время, ведь все эти люди — душа нации!
Пышный кортеж наместника с шиком подъехал к широко распахнутым воротам дворца, по-праздничному украшенным разноцветными флагами, ленточками и фонариками. Придав лицу важное и торжественное выражение, Баурджин хотел было выпрыгнуть из повозки... но тут же передумал — слишком уж это было бы не комильфо — и вылез медленно, вальяжно, опираясь на плечи богатырей-стражников с пышными султанами на высоких шлемах. Он сам был хорош: в жёлтом — императорского цвета — халате с вышитыми драконами, в парчовых сверкающих на солнце наплечниках, в начищенном — больно глазам! — зеркацале-нагруднике червонного золота. Шлема, правда, не надел, как и китайскую круглую шапочку — так и ходил с золотым обручем. Ха! Да теперь, благодаря моднику Фаню, полгорода так ходило! Вон, хотя бы здесь — только старики в шапочках, остальные — так же, как и Баурджин.