— Ой, какая девочка!
Ага! Вот она, компашка! Трое принаряженных гопников лет по двадцати — морды самоуверенные, наглые. Вполне подходящий объект для тренировки.
— Девушка, а что же вы здесь одна гуляете?
Сиань Цо, как и договаривались, поначалу не отвечала, шла себе, так, не очень быстро, вроде, как и в самом деле гуляла.
— Девушка, не хотите с нами прогуляться... Во-он до тех кустов, гы-гы-гы! А ведь придётся! А ну, стой, сука!
Один из гопников, понаглее и посильнее других, нагнав, грубо схватил девушку за руку. Сиань обернулась, прищурилась:
— Что, едрит твою мать, места на улице мало? А ну, канай свой дорогой, петух драный! А вы что зенки вылупил, так вас растак через коромысло, едрёна корень?!
И ещё дальше много чего сказала — всё так, как учил Баурджин: весело, нагло, куражисто!
Гопники озадаченно переглянулись.
— Во, бешеная! — шепнул один. — Пускай лучше своей дорогой чешет.
— Нет уж! — сплюнув, возразил самый нахальный. — Эта тварь нас оскорбила, а мы — в кусты?
— Сам ты тварь, ядрёный корень!
— Ах, тварь! — в бешенстве сжав кулак, гопник занёс руку для удара...
Руку тут же перехватил бесшумно вынырнувший из кустов князь. Перехватил, и, не говоря ни слова, с размаху заехал нахалу в рыло. А чего тут говорить-то, когда уже действовать надо?
Хрюкнув, словно свинья, нахал полетел в кусты. Баурджин, не теряя темпа, резко развернулся к остальным — если соперников больше, нужно только нападать! Оп! Сжав пальцу, выбросил руку вперёд — так резко, что не видно было кулака, как учила когда-то девушка-смерть Лэй, а уж она знала толк в боевых искусствах.
Ввухх!
Отлетел в противоположные кусты второй.
А третий вытащил нож!
— Ну, зачем же так-то? — нарочно зевнув — тем самым выказав полнейшее презрение — Баурджин посмотрел как бы сквозь врага. Такой взгляд помогает уловить малейшее движение врага. И князь уловил.
Когда гопник с криком выбросил вперёд кулак с зажатым ножом, Баурджин ловко уклонился и, перехватив руку врага, тихонько дёрнул... так, самую малость. Лишь помогая уже начатому движении. Что-то хрустнуло. Отлетел куда-то далеко нож. И дикий вопль ужаса и боли разорвал ночь!
— А-а-ай, у-у-уй! Руку сломали-и-и-и...
— А ну заткнись, — присев на корточки, коротко посоветовал князь. — Не то ещё получишь.
Всё произошло, наверное, в течение пары минут, а может, и того меньше.
— А что теперь? — Сиань Цо с искренним восхищением посмотрела на князя.
— Теперь? — тот ухмыльнулся и обернулся к нахалам. — Вот что, парни. Я вижу, вы не угомонились? Тогда, уж извините, придётся переломать вам ноги.
Он произнёс эту фразу тихо и буднично, так, что гопники — двое, явно имеющие намерения отомстить, озадаченно переглянулись.
А князь, дабы рассеять все их сомнения, встав в стойку журавля — одна приподнята, прижата к другой, правая рука — над головой, левая — прикрывает сердце — выдохнув, нанёс серию резких ударов в воздух. Потом холодно улыбнулся и посоветовал:
— Бегите, парни! Или — пеняйте на себя. Считаю до трёх; раз, два...
Гопники поспешно бросились прочь. Последним бежал тот, что рискнул выхватить против князя нож. Бежал, придерживая сломанную руку и громко стеная.
— Князь, ещё один! — криком предупредила Сиань. — Вон там, сзади.
Баурджин обернулся и принял боевую стойку...
Из-за деревьев, размахивая над головой увесистой кривой корягой, с воплями выскочил... давешний лупоглазый парень. Выскочил и, увидев нойона и девушку, остановился, удивлённо моргая:
— Ой. Кажется, тут кому-то нужна была помощь?
Глава 10
Весна 1217 г. Ицзин-Ай
О ПОЛЬЗЕ СТИХОВ
Но пусть я — слабая свеча,
Что дарит людям свет;
Есть польза от её луча,
А в звёздах проку нет.
— Вот что, господин Фань Чюляй, придётся тебе помочь нам, — князь обвёл пристальным взглядом изящную фигуру секретаря в новом, голубовато-зелёном весеннем платье.
— Что я должен сделать? — поднял глаза Фань.
— Всё то, что ты делал тогда, когда выстрелил арбалет, — Баурджин усмехнулся. — Точнее сказать — всё то, что ты начинал делать.
— Я могу напомнить, господин Фань, — поднялся с кресла судебный чиновник Инь Шаньзей. — Вы тогда занимались несколькими чиновниками и — попутно — частным заданием господина наместника по поводу давно умершего мужа некой женщины.
— Я помню, господин Инь, — секретарь мягко улыбнулся. — И никогда ничего не забываю.