— Может быть, мы пройдём в ваш кабинет, господин наместник?
— Что ж, пройдём.
— И попрошу разрешения захватить туда же мою суму.
— Ага. Там у тебя мина или ядовитая змея, — хохотнув, князь махнул рукою. — Захвати, Ху.
Сотник послушно взял висевшую на стуле заплечную сумку.
Войдя в кабинет, Баурджин уселся за стол и вопросительно посмотрел на Фаня:
— Ну? Какие ваши условия?
— Вы должны отказаться от сана наместника, — отчётливо произнёс секретарь. — И принять иную должность.
— Какую же? Младшего конюха?
— Нет, не конюха... Позвольте суму?
— Дайте ему!
— Нет, не конюхом. Вот! — Фань быстро извлёк наружу сияющую золотом диадему, украшенную рубинами и изумрудами.
— Ничего себе, хреновина! — грубо, но точно, выразил всеобщее удивление сотник Ху Мэньцзань.
— Это не хреновина, это венец династии правителей тангутов! — торжественно произнёс Фань. — Вы должны стать нашим государем, господин Бао Чжи! Не только правителем Ицзин-Ай, но и всего нашего государства.
Глава 16
Август—сентябрь 1217 г. Ицзин-Ай
ЖАДНОСТЬ И КРОВЬ
Кто эти люди и родом откуда?
Им двадцати ещё нет.
Баурджин дал своё согласие стать государем. В конце концов, именно об этом он и думал всё последнее время. Заговорщики — самые знатные и влиятельные люди города — явились в тот же день, вызванные Фанем, и даже не пытались скрыть своей радости. Как Сиань Цо в своём ведомстве, так и Баурджин во власти, судя по всему, устраивал всех. Что ж, иметь такую поддержку — это неплохо. Но взять власть в свои руки — это одно, а вот удержать её — совсем другое. И здесь нужно было, хорошо подумав, создать свою тайную сеть осведомителей и шпионов в этих самых вот высших кругах. Перетащить на свою сторону Фаня — похоже, парень вполне искренне впал в истерику после того, как его миссия завершилась столь удачно.
Впрочем, у князя всё ж таки оставались некоторые сомнения, нет, не насчёт Фаня, насчёт власти. Был ведь ещё и некий Цзунь Сян, тоже не так давно провозглашённый властелином Си-Ся. А сейчас Ицзин-Ай становился очагом сепаратизма.
— Цзунь Сян не начнёт войну, — придя в себя, вдруг заявил секретарь. — Он слишком слаб и зависим.
Баурджин усмехнулся и погладил бородку:
— Я тоже так полагаю. Думаю, Чингисхан и Угедей окажут нам всяческую поддержку.
— О! Я тоже размышлял об этом! — истово воскликнул юноша. — При дворе Чингисхана есть человек, пользующийся большим уважением всей тангутской знати...
— Ты говоришь о Елюе Чуцае, Фань?
Секретарь удивлённо округлил глаза:
— Вы его знаете?
— Знаком. И, полагаю, он нам поможет.
— Да-да, конечно, поможет, ведь мы давно поддерживали с ним связь, и...
Баурджин еле сдержал смех: ну, конечно, Елюй Чуцай будет на стороне нового властелина — это ведь во многом его собственная идея, и идея Шиги-Кутуку. И тому, и другому Чингисхан верит, другое дело, что он может поручить принять решение своему наследнику — властелину центрального улуса. Если им станет — а, может, и стал уже? — Угедей — то никаких проблем не будет. А вот если Толуй или, скажем, Джучи... Ладно, подождём, посмотрим. А вообще, наверное, стоит направить Угедею небольшой, но боеспособный отряд. Так, на всякий случай.
— Хорошее оружие, — Баурджин с искренним восхищением разглядывал арбалет.
Маленький, изящный, словно дорогая игрушка.
— Здесь особая сталь, — охотно пояснил секретарь. — И довольно сложный механизм — видите эти колёсики, пружину?
Князь вдруг расхохотался:
— Да уж, не хуже, чем в браунинге!
— В чём, господин?
— Сунский? — игнорировав вопрос, Баурджин кивнул на арбалет.
Фань пожал плечами:
— Почему сунский — наш! В западной части города есть одна мастерская. О, оружейник Эрнай-чи великий мастер! И работу свою ценит, берёт недёшево... Осторожнее со стрелой, господин.
— Знаю, она отравлена.
— Яд уже разложился — он не очень стоек. Просто можете порезаться — остриё заточено с двух сторон, словно меч или кинжал. Ой! — Фань вдруг насторожился. — Слышите чей-то голос в приёмной? Кто-то пришёл. Я пойду, посмотрю?
— Давай, — разрешил нойон.
Он, конечно, хорошо понимал, что Фань исполняет — и всегда исполнял — роль некоего соглядатая в пользу местной знати, однако — лучше знакомый шпион, чем неизвестный. К тому же секретарь был юношей искренним и умным — и Баурджин рассчитывал со временем полностью перетянуть его на свою сторону.