— А не боишься, что Кара-Китаев начнёт вам мстить? Не такой это человек, чтобы прощать обиды!
— Да, поручик злобен, аки бес! Однако он не знает, куда придёт. А когда что-то почувствует, разберётся — будет уже поздно.
Баурджин задумчиво помолчал, переваривая услышанное. А потом быстро спросил:
— А не мало одного грузовика?
— Во фрукт! Ну ты, Вотенков, и жаден!
— А когда нам ждать Кара-Китаева и его отряд?
— Вечером или ночью. Старуха сказала — «когда луна станет синей», — Григорий подозрительно посмотрел на князя. — А чего это ты так интересуешься?
Баурджин усмехнулся:
— Я же сказал — не доверяю поручику.
— Мы, можно подумать, доверяем! — расхохотался бандит. — Ничего, Вотенков, скоро заживём как князья!
...как князья!
— В Харбине гулять будем, да что там Харбин — в Париж поедем!
Махнув рукой, князь отошёл к грузовику и принялся копаться в моторе. Тут же крутился и гимназист.
— Вот что, Петька, — быстро оглянулся на него нойон. — Знаешь, что такое «синяя луна»?
— Нет, — парнишка озадаченно моргнул. — А что?
— Вот когда она появится — быстро ныряй в дацан, ну, туда, где Будда.
— А...
— Ныряй, и ничего не спрашивай, понял, да?
Хлопнув мальчика по плечу, Баурджин забрался к кабину и, запустив двигатель, развернул грузовик капотом к дацану.
— Э, ты что это задумал. Вотенков? — тут же подскочил Гришка-Медведь.
Князь смачно сплюнул на землю:
— Кара-Китаев — человек хитрый. Если что не так — включу фары, а вы уж — из пулемёта. Во-он в том распадке его установить хорошо будет.
Бандит хмыкнул:
— Ох, и въедливый же ты, Вотенков. Поручика не сейчас опасаться надо, а потом, после того, как ворвёмся в город. Вот тогда нам пулемёт и пригодится... может быть. Уедем, уедем, не сомневайся! А Кара-Китаев пускай нас потом ловит! Старуха сказала — «ворота закроются навсегда».
Навсегда... Вздохнув, Баурджин посмотрел на маячившего чуть в стороне Петьку. Навсегда... Эх, если б не было гимназиста... Куда он ещё попадёт, если всё хорошо сложится? В двадцатые годы? Так, наверное, для него это куда лучше, нежели остаться в тринадцатом веке. Доберётся до Советской России или в Харбин, да куда хочет, главное — отсюда его вытолкнуть. И тех — не пустить!
Достав портсигар, князь попросил у Гришки-Медведя спички.
— А говорили, что ты не куришь! — удивился тот.
— Не курю, — согласно кивнул Баурджин. — Только вот сейчас — трясёт что-то.
— Меня самого трясёт, — громко расхохотался бандит. — Это ж надо — такое дело задумали!
Спички нойон так и не отдал, сунул вместе с портсигаром в карман.
— Странный у тебя пиджачок, — Григорий неожиданно потрогал пальцами рукав баурджинова френча. — Издалека — вроде бы френч как френч, а подойдёшь ближе — нет, не фабричной работы!
— На заказ сшит, местными. Барон Унгерн вон, вообще к халату погоны пристёгивал.
— Унгерн! — Григорий передёрнул плечами. — Не поминал бы ты всуе этого чёрта! А насчёт поручика... Правильно, освети его фарами. А в кузов к тебе я Миколу посажу, пусть там и сидит, с пулемётом.
Темнело. Зажглись первые звёзды. Их становилось всё больше, а небо вокруг из тёмно-голубого быстро превращалось в синее, а затем и почернело. Сидя на крыле грузовика, Баурджин посмотрел на луну — жёлтый мерцающий круг. Круг...
— А зачем мне — в дацан? — шёпотом спросил Петя. — Мне б лучше экспедицию отыскать, как вы, Иван Ильич, обещали.
— Отыщешь. И передашь привет Петру Кузьмичу. Да, вот ещё что...
Князя вдруг осенило — если мальчишка всё же прорвётся в свой год, то почему бы и нет? Почему б не сделать подарок русской географической экспедиции, собрать всё самое лучшее, рукописи, составить словарь... нет, не тангутско-русский, а, скажем — тангутско-китайский, поручить это дело Фаню...
— Иван Ильич! — снова зашептал мальчик. — Луна какая-то странная!
— Что?
Луна и в самом деле меняла свой цвет, становясь из золотисто-медной — ярко-жёлтой, затем — серебристо-белой, малиновой, синей...
Синей!
По небу побежали зелёные светящиеся облака, что-то вдруг загремело... Гром! Чёрт побери, гром!
— Ну, Пётр, давай! — оглянувшись на кузов, Дубов подтолкнул гимназиста. — Видишь там, рядом, кусточки. Да, вот ещё — местные араты говорят, видели много старинных книг в субургане Хара-Хото. Большой такой субурган, на верхушке — плоский чёрный камень.
— Субурган?
— Скажешь о нём профессору. Ну, прощай!