Юноша оглянулся. Вон он, Гамильдэ-Ичен! Еле тащится, ясно — лошадь устала. А заводной-то у него нет.
— Скачите!
Махнув рукой, Баурджин придержал коня, дожидаясь отставшего парня. А за ним — уже пугающе близко — блестели доспехи тяжёлой конницы кераитов.
— Сюда, Гамильдэ, сюда… Бросай свою лошадь!
Не замедляя бешеной скачки, Баурждин помог парню перебраться на круп своего коня. Лошадь немного отяжелела… вот именно что — немного, слава Христородице, Гамильдэ-Ичен весил мало. И всё же враги нагоняли. Слава Богу, не пускали стрел, впрочем, вряд ли попали бы — уже начиналась метель. Снег хлестал по лицу, заставляя жмурить глаза, так что оставалась одна надежда — на лошадей. Не споткнулись бы на скаку, вынесли бы, спасли…
Баурджин погладил коня по гриве:
— Давай, милый, давай…
Вот и Чёрный кряж. Успели! Теперь оставалось самое сложное — взять перевал. А уж там — свои, там можно расслабиться — взять только. А дышалось уже так тяжело, и так же тяжело били в снег копыта уставших коней. И уже никто не кричал: «Хур-ра!» Не до криков было.
Ну, вот он — перевал! А прямо над ним — ярко-синее небо. Интересно как — здесь, в предгорьях, метель, а там — солнце. Обычно бывает наоборот. Лошади хрипели, проваливаясь копытами в рыхлые сугробы. Снег — мокрый, липкий, противный — словно хватал своими мягкими лапами, не давая идти. Уже пришлось спешиться — лошади не могли внести всадников в гору. Шли. Поднимались всё выше и выше. А пот тек по лицу, едкий, горячий, невыносимый. И щипал глаза. И в груди яростно билось сердце. Так яростно, с такой неудержимой силою, что, казалось, вот-вот вырвется, улетит, словно выпущенный из клетки охотничий кречет. Тяжело… тяжело, Господи!
Баурджин оглянулся — внизу, пусть ещё не так близко — уже виднелись чёрные размытые точки. Враги!
Перевал казался совсем рядом — ну, вот он, возьми и иди. А идти было трудно, и чем выше, чем трудней. И приходилось ещё вести за собой лошадей. Может, бросить? Нет, ну, правда — бросить?
Идущий впереди Гамильдэ-Ичен вдруг ткнулся носом в снег. И так застыл.
— Вставай! — Баурджин схватил мальчишку за шиворот, дёрнул. — Ну?
— Я… не могу… — задыхаясь, оглянулся тот. — Лучше умру… и пусть. И пусть.
— Я те умру! — Десятник выхватил саблю. — Хочешь — ткну?
— Не надо…
— Тогда иди! Двигайся!
Не только Гамильдэ-Ичен, а и многие уже двигались, ползли, карабкались наверх из последних сил. А впереди недостижимым лазурным небом сиял перевал! И враги внизу были так близко…
Баурджин не смог бы сказать, когда он понял, что все — дошли. Может быть, когда ударило в глаза закатное солнце? Или когда, теряя опору, он покатился с вершины перевала вниз, на ту сторону? Или чуть позже, когда услыхал мощный радостный крик: «Хур-ра?!»
Не помнил. Не сознавал. Лишь растянул потрескавшиеся губы в улыбке и прикрыл от солнца глаза. Дошли!
Баурджин внимательно посмотрел вниз, высматривая засадную «тысячу» Инанч-Бильгэ. Напрасно пялился — таковой просто не было! Не было — и всё тут, спрятаться-то здесь негде. А в спину уже дышали враги…
Глава 8
Мир вашему дому!
Весна 1196 г. Горы Хангай
Жажда добычи вела монгольских ханов в тысячекилометровые походы, через пустыни и лесные чащи.
Никого! У скалы не было ни одного найманского воина. Ни единого.
— Может быть, они прячутся в горах? — несмело предположил Гамильдэ-Ичен. Вот уж кого не спрашивали…
— Может быть, и так, — задумчиво кивнул Кэзгерул. — А может быть, и по-другому. Нам бы самим сейчас неплохо спрятаться — кераиты будут здесь очень скоро.
— Так и сделаем, — согласно кивнув, Баурджин приказал своему десятку — вернее, тому, что от него осталось, — быстро свернуть с дороги и подниматься вверх по какой-нибудь охотничьей тропке.
— А по какой нам идти? — снова спросил Гамильдэ-Ичен. — Ведь тропинок тут очень много.
— Вон по той! — Баурджин уверенно показал рукой на первую попавшуюся. Как бывший командир, знал — никогда, нигде, ни в какой ситуации не нужно показывать бойцам собственные сомнения. Бойцы должны быть полностью уверены в командире. Вот как сейчас.
— Едем! — махнув рукой, юноша первым поскакал по тропинке, за ним двинулся его заметно поредевший десяток и Кэзгерул со своими.