«Ходок, видать… — почему-то неприязненно подумал Баурджин про молодого хана. — Ясно, какого Эрхе-Хара он сейчас проведает. Который зовётся Гурбесу! Интересно, чья же она жена? Неужто самого верховного хана? Если так, то, выходит, Тэйбака сейчас наставляет рога родному папашке? Впрочем, кому какое дело до его морального облика? А девка ничего, красивая, и без выкрутасов…»
Испив из поданной слугой чаши — на этот раз, кумыс, уж, слава богу, не арька! — юноша вытер губы рукавом и — бочком, бочком — стал продвигаться к выходу. Скоро стемнеет, да и вообще… Пора ближе к дому — от всякого начальства следует держаться подальше!
— Господин! — тихонько потянул юношу за рукав старый слуга.
— Нет, нет, — отмахнулся Баурджин. — У меня ещё есть хмельное, вон, целая чаша!
— Я не о том, господин. Тебя спрашивают снаружи.
— Кто?!
— Какая-то девушка.
— Девушка?
Баурджин поспешно покинул юрту — а никто за ним и не присматривал, больно надо, когда кругом такая пьянка, смотреть за всякими там десятниками! Ушёл — и пёс с ним.
Оказавшись на свежем воздухе, юноша огляделся. Смеркалось, но всё же ещё не настолько стемнело, чтобы не заметить невдалеке от юрты пару нетерпеливо бьющих копытами лошадей. Одна лошадь была без седока, на другой сидела молодая девушка, лицо которой Баурджин всё-таки не мог хорошо рассмотреть. Впрочем, чего рассматривать-то? И так ясно, что эту девчонку он всё равно не знает — откуда здесь у него знакомые девушки? Ну, разве что Кералан-Дара… Но та — златовласка, а эта… А эта чёрт её знает, какая, не видно. И главное, откуда взялась-то?
— Ты — Баурджин из рода Олонга? — увидав вышедшего из юрты юношу, девчонка подъехала ближе.
— Я. — Баурджин улыбнулся. — А ты откуда меня знаешь?
— От верблюда! — неожиданно расхохоталась незнакомка. — Я — Гэмбикэ. Садись. Едем.
Эх, знать бы, красивая она или не очень? Если не очень — то зачем, спрашивается, с ней куда-то там ехать? Ну, разве что так, прокатиться-развеяться. Тоже дело.
Юноша решительно взобрался в седло и, дав шенкеля коню, повернул голову:
— Так, всё-таки…
— Меня прислала Гурбесу-хатун, — на скаку пояснила девушка. — И велела развлечь тебя.
— Неплохо сказано!
— Вообще-то я сначала и не собиралась ни за кем ехать, — Гэмбикэ тут же охолонула парня. — Гурбесу ведь мне не хозяйка, просто подруга…
— Чего ж поехала? — несколько уязвлённо спросил Баурджин.
— А так, — девушка весело рассмеялась, — думаю — может, сама развлекусь? А то скукота тут, в кочевьях. Слава Христородице — скоро выхожу замуж за богатого и влиятельного нойона. Он с Селенги, обещал обязательно меня выкрасть и сделать главной женой!
— С Селенги? Меркит, что ли?
— Да Бог его ведает… Меркит так меркит, мне-то что? Лишь бы был богат и знатен. Знаешь, Баурджин, все эти песни о неземной любви меня совсем не прельщают. Обычно их поют те, у кого за душой один конь да аркан. Нет уж, за такого я не пойду!
— Не любишь, значит, бедняков?
— Нет. А за что их любить? Трудиться надо, ловить удачу — тогда и не будешь бедным, ведь так?
— Ну… — Баурджин задумался. — Тут ситуация сложная. Кому как повезёт.
Во, выкрутился, хоть и сидел где-то там глубоко в подкорке пресловутый классовый подход.
Ехали недолго. Кочевье оказалось совсем рядом с ханской ставкой: десятка полтора довольно просторных юрт. Богатое.
— Сюда. — Гэмбикэ придержала коня около крайней юрты из синего, с белыми узорами, войлока. — Входи, не бойся. Здесь никого нет.
И тут же из юрты выскочил русый мальчишка в длинном монгольском халате и босиком. Поклонился:
— Все ль по-хорошему, госпожа?
— Ты ж говорила — никого нет? — не удержался Баурджин.
Девушка оглянулась:
— Никого — кроме слуг. Это — Гали, мой раб. Хочешь, он почешет тебе пятки?
Юноша передёрнул плечами:
— Нет, что-то не очень хочется.
— Ну, как знаешь. Входи, входи же!
Внутренне убранство юрты оказалось под стать внешнему облику. Белые бараньи кошмы, шёлковые перегородки, золочёные светильники вокруг жарко горящего очага.
— Гали, подавай вино! — скинув шубу и шапку, деловито распоряжалась Гэмбикэ. — Вкусное, рисовое, что на той неделе привозил Куркудай-нойон. Да смотри, не перепутай с кумысом!
Юный раб поклонился и юркнул за шёлковую занавеску.
— Ох уж эти слуги, — вздохнув, посетовала девушка. — Редко встретишь средь них хоть одного разумного. Вот и Гали — сначала делает, а уж потом думает.
— Это качество свойственно не только слугам, — философски заметил гость, пристально разглядывая хозяйку.