— О чём задумался? — Джэгэль-Эхэ погладила юношу по плечу. — Знаешь, у тебя такие глаза сейчас были… Не знаю даже, как и сказать? Словно бы ты смотрел внутрь себя.
— Туда и смотрел, — улыбнулся Баурджин. — А ты неглупая девушка, Джэгэль.
— Я умная.
— Что же ты так себя ведёшь? Ой, извини… Просто я видел кое-что утром в вашем кочевье…
— А! — Девушка засмеялась. — Я так и знала, что вы за нами подсматривали.
— Ну, не бросаться же на первых встречных.
Джэгэль-Эхэ почесала кончик носа — надо сказать, довольно изящного — и напомнила:
— Как же я там себя вела?
— Понимаешь… Это, конечно, твоё дело, но, мне кажется, ты слишком уж противопоставляла себя другим, обществу!
— Это эти-то дуры — общество?!
— А у тебя есть другое?
— Нет… Слушай, а ты вообще не дурак.
— Спасибо. — Юноша шмыгнул носом. — Ишь как мы с тобой отвешиваем друг другу комплименты. Прям как в той басне — «кукушка хвалит петуха, за то что хвалит он кукушку».
— Никогда не слышала такой поговорки.
— Ничего, услышишь ещё, какие твои годы?
— Знаешь что, Баурджин? — Девушка приподнялась на локте. — А давай искупаемся.
— Давай…
И оба, пробежав по шёлковой высокой траве, с разбегу бросились в реку, поднимая жемчужно-пенные брызги. Вода оказалось тёплой, приятной и такой прозрачной, что виден был и песок на дне, и чёрные, затянувшиеся зеленоватым илом коряги, и самые мелкие камушки.
— Ух, здорово как! Давай до того берега?
— Давай, поплыли…
Не столь уж и широка была река в этом месте, но всё же, пока плыли, утомились, вылезли отдышаться и долго сидели на песке, тесно прижавшись друг к другу.
— Джэгэль-Эхэ, — погладив девушку по спине, прошептал Баурджин, — тебе кто-нибудь говорил, что ты очень славная?
Джэгэль-Эхэ фыркнула:
— Говорили и не раз… Ой, шучу, шучу! Ты — первый!
— Можно, я тебе ещё раз поцелую… всё твоё тело…
— Зачем ты спрашиваешь?
И снова страсть, вспыхнув, словно сухая трава, охватила обоих, заставив остатками разума искать укромное место — мало ли, кто мог появиться на том берегу реки… или на этом. Они укрылись в жёлтых кустах жимолости и любили друг друга долго, страстно и нежно, так, что маячивший в небе коршун, словно устав завидовать влюблённым, камнем полетел вниз…
— А ведь его кто-то подстрелил! — проследив падение птицы усталым взглядом, встревожилась Джэгэль-Эхэ. — Ну да! Видишь, как он кувыркается? На добычу так не падают.
— Зачем стрелять в коршуна? Это же не дичь.
— Не знаю, — девушка зябко повела плечом, — может, на спор? Знаешь, наверное, хорошо, что мы сейчас здесь, в кустах…
— Конечно, хорошо, — жёстко прошептал Баурджин. — Взгляни на тот берег!
Он сам приподнял ветку… На противоположном берегу, на том самом, прокрытом цветами лугу, виднелись трое всадников на сытых конях. Ещё двое, спешившись, деловито арканили лошадей Баурджина и Джэгэль-Эхэ.
— Что они творят? — возмущённо прошептала девушка. — Эх, жаль, у меня нет с собой лука!
— У нас вообще с собой ничего нет, — шёпотом напомнил Баурджин. — Даже одежды!