Все непроизвольно пригнулись, а с бруствера вниз полетела, осыпаясь, земля. Да, на этот раз снаряд упал совсем рядом… Ещё бы чуть-чуть, и… Траншея, кстати, была выкопана с учётом старых бомбовых воронок. Но это ерунда, конечно, что снаряд — или бомба — два раза в одно место не попадает. Попадает, и ещё как!
— Писатели вчера успели уехать? — прогоняя гнусные мысли, закричал Дубов.
А снаряды рвались, свистели, и всё так же завывали бомбардировщики.
— Кто-о? — приставив ладонь к уху, криком переспросил Старогуб.
— Писатели! Ну, помнишь вчера приезжали вместе со штабными?
— А! Писатели! А я так думал — артисты. Больно уж песни душевно пели.
— Чего пили?
— Да не пили — пели!
— А!
И вдруг — затихло все, замерло! Вот, только что вокруг грохотало и лязгало, а сейчас — раз! — и тишина.
— Ну, братцы. — Дубов обернулся к своим. — Сейчас пойдут, ринутся… Ну а мы их тут встретим со всем нашим гостеприимством!
Как старший по званию, он выбрался на бруствер, осматривая местность… и увидел, увидел-таки серые фигуры врагов… Усмехнулся, поправляя на голове каску, — серые самураи, серая, словно выжженная, земля, и такое же серое утро…
— Приготовились! — оглянувшись, скомандовал Старогуб, с удовольствием наблюдая, как ладно и сноровисто действовали бойцы. — Главное, парни, не торопитесь. И помните, без команды не стрелять.
— Так точно, помним, товарищ старшина!
Сквозь прорезь в пулемётном щитке Дубов напряжённо всматривался в позиции врагов. Во-он они, там, за рекою, близко… Ну, идите, идите…
Иван скосил глаза на старшину. Потом на своего «второго» — молодого парнишку из недавно присланных.
Старшина поднял руку:
— Винтовки — огонь!
Сухо защёлкали выстрелы.
— Дубов, готов?
— Так точно, товарищ старшина!
— Огонь!
Пулемёт застрочил основательно и утробно, будто какой-нибудь тароватый мужичок, плотник или столяр, сноровисто делал свою работу.
В тяжёлые очереди пулемёта вклинились короткие и злые трещотки — японские. И пошло! И поехало!
Со всех сторон слышались очереди, злые площадные ругательства, крики… У Дубова опять каска съехала набекрень, великовата была, все забывал сменить… Бамм! Ударила прямо в каску шальная пуля… а может, не шальная, может, и снайпер… Ух, как зазвенело в ушах! При артобстреле так не звенело. Видать, тяжёлая пуля, пулемётная…
— Огонь, парни! Огонь!
А самураи уже принялись форсировать реку, тонули сотнями, но всё равно упрямо напирали, огрызаясь огнём и умело используя местность.
— Ничего, — зло шептал Дубов. — Ничего…
Позади, в небе, вдруг послышался тяжёлый густой гул бомбардировщиков. Иван на миг поднял голову и радостно улыбнулся — наши! СБ!
— Дайте им, гадам! — радостно, до слез, захохотал Дубов, чувствуя уже, что вражеская атака захлебнулась, что бой скоро кончится, что ещё один раунд — может быть, даже последний раунд этой войны — закончился в нашу пользу.
А потом, уже после полудня, даже ближе к вечеру, когда вражеская атака была отбита, раненые перевязаны, а погибшие — ну, как же без них? — похоронены, — за позициями задымила полевая кухня.
— Ну, наконец-то! — весело прищурился Дубов…
— Вставай! — вдруг проснувшись, юноша пошевелил прижавшуюся к нему Джэгэль-Эхэ. — Хорошо бы чего-нибудь съесть!
Девушка тут же открыла глаза — взглянув на парня сперва непонятливо-изумлённо, а потом — с видимым облегчением.
— Пойдём к кочевью. — Джэгэль-Эхэ уселась, притянув колени к груди, и Баурджин не без труда подавил в себе желание погладить её по спине — не до того сейчас было. Насущными делами нужно заниматься, а не… всякими глупостями.
— Нет! — жёстко произнёс молодой человек. — К старому кочевью мы не пойдём, Джэгэль-Эхэ. Что нам там делать? Собирать золу или глотать пыль? Монголы сожгли и разграбили все. Сейчас нам нужно разыскать хоть кого-нибудь из твоих, что-нибудь узнать, да хорошо бы ещё и перекусить, и раздобыть какую-нибудь одежду. Ничего этого мы в сожжённом кочевье не отыщем, а значит, и не нужно зря тратить на него время.
— Какой ты… — выслушав юношу, тихо произнесла Джэгэль-Эхэ.
— Какой?
— Ты рассуждаешь, как умудрённый опытом степной князь-нойон, а вовсе не как обычный мальчишка. И, знаешь, тебе даже хочется подчиняться. Словно бы в твоей голове все уже сложилось, как надо.
— Ну, положим, ещё не все, — хмыкнул Баурджин. — Но и остальное сложится — с твоей помощью, Джэгэль-Эхэ, с твоей помощью!
— Как я могу помочь твоим мыслям?