— А я — тебя. Очень сильно…
Юноша, поумерил пыл. Он посмотрел ей в глаза, теперь уже без опаски:
— Я никогда не покину такую, как ты! Никогда! Слышишь?!
Он не отводил взора, уповая на то, что она снова приласкает его. Затем громкий, неестественный для женской натуры, голос вылетел из сахарных уст и пронесся по комнате:
— Эколт!
Он отстранился на длину рук: глаза вылупились, став как круглые блестяшки Золотых приливов. А морщины на лбу походили на песчаные барханы пустынь.
Что тут вообще творится?! Постойте. Он же не называл своего имени…
— Амеон! — клич девушки повторился. — Вставай же!
Возглас мерещился звучнее прежнего — теперь еще отчетливее слышны грубоватые мужские нотки.
Он послушно вышел из ее объятий, однако послушание не отменило того, что затем к лицу прилетела жесткая оплеуха, которую, думается, нежная женщина в принципе не могла нанести с такой силищей. В одно мгновенье существующая реальность перевернулась вверх дном: окружение, включая красивую деву, резко исказилось, растягиваясь и ускользая за пределы угла обзора.
Он рефлекторно вздрогнул, заглатывая в себя, как можно больше воздуха. Холодный пот покрыл лоб липкими каплями, а сердце рвалось из груди наружу. Эколт приоткрыл веки и увидел огромную люстру — на ней крепилось множество лампад и свечей, хотя сейчас они не горели. Амеон моргнул — довольное лицо Гарта перекрыло серый потолок, а его волосы ослепили своей желтизной.
«Надеюсь, это тоже сон! Владыка, пожалуйста, пусть это будет еще одно сновидение!»
— Что, — усмехнулся коротышка, — о горячем самце грезил?
— О чем ты? — Ами закрывался запястьем, жмурясь от яркого солнца. — Чего ты чушь городишь, да еще с самого утра?
— Да так, — недоросль залился сумасшедшим гоготом. — Вот не пойму, почему это одеяло торчком на месте твоего дружка?
Мечтатель резво прикрыл злачное место.
«Н-да, хохма заслуживает аплодисментов. Вот досада, что хлопать тебе некому, Гарт… Напасть! И что мне делать?»
— Скажи честно, — начал Гартиммер, утирая слезы, — он хоть симпатичный мужчина или ты только на душевный мир обращаешь внимание?
— Не особо. А вот его внутренний мир…
— О-о-о, да, я вижу! — Коротышка уставился на мокрое пятно одеяла. — Вроде даже малость обжегся любовью! Красавчик, наверное?
— Да, красивее Юви, бесспорно! Ты бы точно оценил такого парня по достоинству!
Теперь оскал прослеживался у обоих. Правда, у Гарта он стал каким-то натянутым. Перегнул.
— Да ты совсем обнаглел! В себя поверил, дурень?
— Эй, ты чего завелся? Я не это имел в виду…
— Повезло тебе — иной бы выхватил за подобное!
— Иному бы ты не впаривал такую чушь с утреца пораньше!
Ами сложился калачиком и отвернулся на другую сторону койки.
Юви — хорошая девчонка… Может, не стоило?
— Извини, — сказал Амеон виновато, — я не хотел…
Но Гарт будто снова вернулся в привычное русло.
— Хватит, каким-то ты необычайно совестливым стал. Точно, Эстет чертов…
— Сочту за комплимент.
Соня поднялся принялся разминать суставы на шее и пальцах — раздалась очередь из неприятных хрустов, будто кости выламывают.
— А-а-а, прекрати, — недоросль искривился в ужасной гримасе, — как ты вообще это делаешь?
— Привычка. Ладно, — эстет старался говорить осторожно и не взвинчивать неудачные шутки, — так что на повестке?
— Распределение. Не хочешь узнать, куда нас отправляют?
— А как же. Но сперва позволь мне привести себя в порядок.
— Х-а-х, замарался? И все же ночка была приятной, а?
Амеон, устало выпустив содержимое из легких, раздул ноздри и махнул рукой на коротышку:
— И как тебе хватило ума ее нарушить? Иди ты!
Он развернулся и потопал прочь. Гарт среагировать не успел, как перед ним предстала спина удаляющегося послушника:
— Сам иди, хрен!
Новое обличие не щадило ригоризмом. Эколт стоял перед бронзовым зеркалом уборной и вспоминал:
«Возьми хотя бы каску железную, я уж молчу про бацинет!» — Наказывал ему громила.
«Тор, в этих шлемах видно ровным счетом НИ-ЧЕ-ГО! А мокрый в них потом, как плешивая дворняга! И не надо жать плечами, все будет нормально!»
Эколт посмотрел на отражающую поверхность — белки глаз до сих пор были красны. Ему хотелось зарыдать. Оскалившись, он в очередной раз заметил, что левого клыка сверху так же, как и вчера, не достает, что подавляющая часть соседнего зуба навеки сколота. А потрепанный хвост на затылке — самый подлый удар. Глупо надеяться, что все само-собой вернется в прежнюю пору.
Никто не догадывался, что древко алебарды угодит как раз в открытую ротовую полость. Ни один пророк не сумел бы предугадать, что заговоренное лезвие заденет львиную гриву в тот момент, когда Амеон пригнется от сокрушительного размаха. И уж точно, никакое божество, не предполагало, что придется очищать белки глаз от подло брошенного песка. Но Эколт сполна прочувствовал суровую реальность, когда в раскрытую челюсть прилетел инородный предмет, нарушая ряды белого частокола зубов.