«Еще один смазливый недомерок. Многовато их на моем пути».
— Мы рады приветствовать вас в порту Сарморы. — Высоковатый мужской голос не звучал приветливо. — Быстро же вы добрались, никак десять узлов плыли?
— Куда там! Хорошо, если восемь, — незамедлительно ответил капитан корабля, — может, по течению до десяти и доходило… Но, Ваша правда, командир, — парочку дней, никак, сэкономили!
— Отрадно слышать, — пренебрежительная интонация прокатилась из серьезных уст стража. — А теперь прошу за мной: мы накормим и обогреем всех, а после выдадим необходимые вещи.
***
На темных столах изредка пробегали облезлые крысы, хлебные крошки утреннего завтрака еще простирались на шершавой поверхности, а тусклый свет просачивался через расписное остекление арочных окон. Однако в трапезном зале бастиона храмовников, несмотря на многочисленные изъяны, преобладала атмосфера радушного гостеприимства.
Ряд из сотни солдат стоял за свежей порцией горячего лакомства: сегодня на обед подавали тушеную говядину, грибной наваристый суп, от которого странно пахло, а также запечённый лосось со странными приправами.
Туорэм был следующим в очереди; его чутье заметило ту самую блондинистую голову и он, взяв пищу, поспешно поковылял к бронированному стражу. Поднос аккуратно опустился на стол рядом с ним. Тури подвинулся поближе и показал ему рубленую полосу, проходящую через слепой глаз.
«Ладно, поглядим, каков ты на вкус».
— Я не знал, что командирами храмовников становятся в двадцать с лишним.
Но тот нисколько не смутился, даже не оторвался от миски супа.
— А я не знал, что послушникам разрешили носить бижутерию, — серо-голубая радужка капитана блеснула отражением медной побрякушки, выглядывающей из-под разреза на камзоле Тури, — но ты же это делаешь?
«Какой острый! У меня даже во рту загорелось — скорее принесите воды!»
— Туорэм, — угловатые губы растянулись в надменной ухмылке, он протянул руку, широко растопырив пальцы, — Туорэм из Детворда.
— Эдендид Моллорд из Сарморы, — высокомерно сообщили ему в ответ, игнорируя рукопожатие, — четвертый капитан храмовников города.
Капитан задрал нос вверх и выдохнул.
«Приторный. Чересчур. Мне нужно два стакана, чтобы перебить эту сладость».
— Хм, и, полагаю, — Тури наклонился вперед, и выждал, оттягивая кульминацию, — в четвертом колене?
Капитан сдвинул брови и отпрянул. Складки и гневные морщины всюду испещряли лицо, превращая его из молодого парня в тридцатилетнего мужика.
«Браво, я угадал! Ну, давай, что скажешь на это, щегол смазливый? У меня ладони чешутся от нетерпения!»
— А у меня нет подозрений, что ты заработал медальон кровью и железом, — капитан повысил голос и сжал ложку в хитиновой перчатке. — Не надо тут набиваться ко мне в…
— Х-а-х! Обижаешь — сталью! — безалаберно отрезал Тури. — Но вот крови было хоть отбавляй, тут тебе не откажешь!
Эдендид замер с открытым ртом, держа в ладони надкушенный ломоть хлеба.
«Будто бы впервые видишь искалеченного наглеца вроде меня».
— А теперь встал, — приказал страж, — и пошел прочь отсюда.
Он старался говорить спокойно, но Туорэм заметил, как его грудь вздымается под слоем доспехов, как проступают жилы на тонкой шее.
«Горький. Но лишь снаружи. Запивать, увы, не нужно…»
— Знаешь… Мне думается у нас с тобой много общего. Мы обязательно сработаемся. У меня хорошее предчувствие.
Тури сморщился, когда хотел было подмигнуть, вот только забыл, что левый глаз атрофировался. Да еще и плечо начало неприятно покалывать. Страж, не сводя с Тури глаз, нагнулся и мерзко прихлебнул из ложки. Затем раздался ее гулкий стук о дерево.
— Ты тупой?!
«Черт побери! Да он мне уже нравится».
Все вокруг таращились на них с удивленным видом.
— Понятия не имею. Никто не может сойтись в едином мнении…
Плечо одолел жгучий спазм, переходящий в ноющий зуд. Слишком назойливый. Туорэм не выдержал и снял багровую повязку с плеча. Потыкал в загрубевшую рану пальцами, почесал. Красные волокна мускулов еще не затянулись.
«Какое блаженство!»
— Да чтоб тебя! — не выдержал капитан, обронив поднос с горячим себе на ноги. — Ты больной, придурок!
— Как скажешь. А тебя, случаем, не затруднит подать мне соли? Знаешь, всегда любил досаливать еду…
Хитиновая перчатка уже прилетела ему в скулу. Он опрокинулся назад, грякнулся на холодный камень. Распластался, точно пьяный. Затылок запылал, а в голове загудело, как на поле боя. Рядом звякнула металлическая вилка.