Бледная кисть оратора с растопыренной пятерней выдвинулась вперед, и Туорэма, точно по волшебству, отпустила острая боль. Тури выдохнул и растер ноющие виски. Искривленная вена так набухла, что уже зудела.
— Воины трепещут перед смертью, — молвил государь, — дрожат перед мощной армией противника, но в то же время не могут дезертировать, ибо предательство — тяжкий проступок. Богачи и вовсе трясутся от одной только мысли утратить свое драгоценное золото. — Монарх приложил вытянутую ладонь к груди. — Получается, что корень всех поводов и причин есть страх? И ничто более не в силах подвигнуть на отчаянный, искренний поступок? Ответьте!
«А, это ты сжалился надо мной! Хорошо, мой ход!»
Туорэм, отходя от приступа, дернул уголками губ, намечая выговорить заветное слово. Но ему не удалось — он не мог разомкнуть челюсть, точно невидимые цепи сковали ее.
— Любовь! — заявил мудрец. — Ну конечно, любовь!
Тури оцепенел и покрылся мурашками.
«А ты хорош. Слишком. Даже готов публично заявить об этом, если бы только мог открыть свой рот!»
— Радостные дни, наполненные прекрасными ощущениями, — продолжал государь, — душа рвется на части, сердце норовит вырваться из груди. А думы только о том, чтобы осчастливить свою половинку любыми способами. И все преграды становятся преодолимы…
Люциам оценил стройную дочурку Каила — дама раздевала взглядом величаво стоящего на первой линии Эдендида Моллорда. Демиург, улыбаясь, повертел головой и вновь обратился к недопонимающей толпе.
«Так-так, а вот это занимательно. Значит, этот надутый выскочка отхватил такую куколку? Хм. Пожалуй, на его месте я бы тоже вел себя как высокомерный пижон… Хорошо, что я не на его месте».
— Но, однако же, это и питающее основание для последующих недовольств, запретов, секретов и тайн, подкрепленных неустойчивой структурой домыслов и намеков. Временами, мы превозносим это чувство неоправданно… Неоправданно высоко. И тем самым, мы превращаем жизнь в мантру. Мантру идолу, которого не хотим числить в своем пантеоне.
Снежинки перестали сыпаться, а со стороны залива послышался стук волн.
— Да, — философствовал Демиург, — такой подход довольно часто приводит к созданию нерушимых союзов… А если нет? Что если проверка временем не пройдена? Каково же тогда разочарование, что разбивает грезы на осколки горя? Оно непомерно! Оно толкает нас на безумие! Оно разъедает нас изнутри! — хмурые брови скучились, а орлиный нос плавно засопел. — Конечно, любовь играет важную роль, но значение ее весьма неопределенно. И что тогда является двигателем жизни?
«О-о-о, в этом я разбираюсь!»
Тури снова дернул устами, беззвучно произнося слово. Но теперь он не цепенел и не дрожал. Нет. Теперь он горел от гнева.
Владыка метил завершить заданную концепцию, но его захватило что-то непостижимое и будоражащее. Он остановиться на пару мгновений.
«Ты знаешь, что я сказал… Я услышан».
Толпа обменялась взволнованными конвульсиями и стыдливо наклонились книзу. Демиург насторожился, прижал друг к другу продолговатые персты и задрал локоть в надежде выдать следующую поучительную реплику… Занемог.
— Найти путеводитель линии жизни, — неуверенно заключил он, перебивая нарастающий шепот зрителей, — вот, что неукоснительно должен сделать каждый! Определите истинный источник вдохновения и считайте, что наполовину укротили судьбу!
Владыка спустился с постамента и уступил слово следующему старцу.
Статный мужчина в возрасте с выделяющимся крючковатым носом вяло тронулся к подножию. И имя ему — Долатор Гримфур, серый кардинал Хладанны, личный советник Властителя, разделяющий с оным бразды правления государством. — Вместе они составляют дуумвир.
А новоиспеченные храмовники не переставали изучать исчезающую спину Люциама. Тури увлекся настолько, что не заметил, как пропустил поучительную речь кардинала. Он загадочно всматривался в багровый горизонт, в исчезнувший силуэт Владыки. Весьма сосредоточенно.
— Эй, Тури, ты в порядке? — Тор чуток хлопнул приятеля.
Чуток — мягко сказано — Туорэм свалился с ног, счесывая коленные пластины хитина о холодный камень.
— Да что же ты делать будешь… — бугай, встрепенувшись, сгреб бедолагу с земли и уставил рядом с собой. — Я заметил, что у тебя проблемы с равновесием, но не настолько же?
— О, не извиняйся, — вставил отрешенно Туорэм, хотя громила, очевидно, и не думал просить прощения, — рацеи того носатого падальщика меня вконец утомили…