— Что ты вечно чушь мелешь? И без того тошно… — Сказал Ами вибрирующим тоном и протер запотевшие ладони. — Мы ж сотни раз это обсуждали!
Гартиммер не засек его волнения.
— Ладно-ладно. Виноват, — ответил он, не выказывая никакого стыда. Совершенно.
Амеон почесал шею и наткнулся на углубления от укусов. Пальцы побрели дальше, через изуродованную щеку, к двум глубоким рытвинам в брови и под веком. Он отчетливо помнил, как челюсти гончих сомкнулись и прокусили кожу насквозь — тогда клыки чудом не задели глаз. Послушник зажал ладонь над оком и помолился, пытаясь подавить судороги:
— … то есть живыми выйдут тысяча двести стражей?
— Ха, а остальные уже не выйдут! — Бесцеремонно подчеркнул коротышка.
— Угу, примерно так, — согласился амбал, игнорируя Гарта, — все время разное количество людей, но сути это не меняет — ежегодно Сармора, Ярхард, Детворд, частично сам Дурнхар, Рейбенгард, флот, в общем, Орден Хранителей Святыни получает около восьмисот или тысячи новых, кхм, — Тор нарочно поперхнулся, сглаживая острые углы напрашивающихся оскорблений, — «агентов».
— Или убийц, — беззвучно шепнул побледневший Ами, — причем, искусных и профессиональных. Видимо, тот год выдался особенно урожайным.
— Урожайным? — Вылупился недоросль. — Я помню только великий голод. Какой урожай ты подразумеваешь?
— Сирот, — сухо подсказал серьезный Торхад.
— Тор, ты же не учел больных и, как бы это сказать, «дефективных». Пятая часть отсеивается только так. Вспомни, — шершавые подушечки пальцев звонко щелкнули, — у кого оспа, кто послабее, захворает кровохарканьем, а уж что говорить про меченых «порчей эрибов»[1]? Да и на тренировках столько переломанных костей и порванных мускул — многие не возвращаются…
Амеон горячо жестикулировал, но ерзающий кадык и частые прикосновения к носу и ушам настораживали. Смурый Тор не упускал его из виду.
И что ему от надо от Ами? Пялится-пялится… Разумеется, он ничего не знает.
…а кто-то чуть не утонул! — Ликующие зрачки Эколта обратились к Гарту — лишь бы не смотреть на громилу.
— Эй, договорились же не вспоминать…
— Ладно, не обессудь, — опомнился меченосец. — К чему же я? Проверка на силу, выносливость и прочую чушь не пройдена — отбор произведен. Собственно, так мы и получаем писарей и жрецов, молящихся во славу Владыки нашего. Хочешь сказать, их мало?
— Не хочу ничего говорить, — рыжий томно вздохнул, — с нашего поступления в служители храма взяли не более двадцатки, но ты их сам видел? Хилые, кривые, горбатые, как наш кардинал… — Он бросил железный обличающий взгляд на Эколта. — С писарями дела обстоят не особо лучше, но они хоть грамотой владеют.
Ами отвел взгляд и заморгал, почти как Гартиммер.
— Зато, — робко выжал меченосец, — церковники врачуют.
— Правда, не от кашля и уж определенно не от треклятой [1], — легкомысленно бросил Гарт. — Ее действительно эрибианцы наслали? На всю Хладанну?
— А черт его знает, вроде как да. — Эколт задумался. — Предания гласят, что «порча» зародилась после Великой Войны, дескать, последнее издыхание королевы эрибов. Биаль…
— Вот же тварь! Даже после смерти умудрилась всем насолить, — буркнул коротышка. — Сука!
— А что? — Удивился Амеон и, косо посматривая, как глашатай поднимается, сглотнул. — А разве она мертва?
— Ну, орд насекомых на горизонте не видно, — весело хмыкнул громила, — либо мертва, либо…
Зеленые огоньки засверлили меченосца — тот снова отвернулся.
— Либо, — прогремел Гарт, — что?
Компания послушников рядом неодобрительно покосилась.
— Не ори, — охладил Торхад, а затем в присущей манере спокойствия продолжил. — Либо покоится где-нибудь во льдах и насылает свою порчу.
— Ха! — Гартиммер неожиданно взъерошился и расщедрился на добродушную, но все такую же циничную, улыбку. — Ну тогда хрен и с ней!
Эколт заерзал на месте, выстукивая каблуками какой-то нескладный мотив.
— Но все-таки: сколько нас нынче выпускается в стражи? И сколько полегло от мора и порчи? Мне думается, ты ошибся, дружище…
Рыжеволосый солдат напрягся, поводил белками из стороны в сторону, точно прокручивая что-то неимоверно сложно, но, к удивлению друзей, решил задачу довольно скоро: