Выбрать главу

Резкий окрик будто отбросил ополченцев в стороны. Метрах в трех от дерущихся стоял Цильх. На лице его снова играла довольная улыбка. Он отдал несколько резких, каркающих распоряжений. Выслушав их, большинство ополченцев поклонились и вышли. Следом за ними, не проронив более ни слова, вышел и Цильх. С Артемом остался один ополченец - помог перебраться с пола на дощатый помост и, ломая русские слова, выговорил:

- Я есть Герберт. Командир приказал. Я есть буду помогать тебе стать ополченец. Ты слушать меня. Я учить тебя. Никто больше не бить тебя. Ты никого ополченец больше не драться. Понимай?

- Да, - произнес Артем.

Со следующего дня началась служба Артема в ополчении. Зачислили его, как ни странно, в десятку, в которой были одни немцы. Чего-то Цильх хотел этим добиться. Ополченцы делились на тех, кто находился на казарменном положении, и тех, кто являлся на службу из своих дворов. Последними Цильх мало интересовался. Двор, выставивший одного-двух ополченцев (в зависимости от числа живущих в нем), получал определенное послабление в налогах. Эти ополченцы патрулировали улицы, были предельно ненадежны и более всего склонны к воровству. С такими-то и встретился Артем в тот злополучный вечер.

Ополченцы, жившие на казарменном положении, были более дисциплинированы. В их ряды и попал Артем. Он быстро обнаружил, что во всех подразделениях - десятках - преобладали немцы, хотя в каждом наравне с немцами служили также двое-трое русских. От них не требовали сменить веру, хотя командовали десятками только католики. Язык здесь был принят немецкий. Эти отряды патрулировали старый город, несли охрану ратуши, немецкой купеческой гильдии и других важных объектов.

Этим Цильх уделял несколько больше внимания: каждое утро проводились тренировки, впрочем, не слишком напряженные. Вышли, помахали мечами, отработали развертывание и свертывание в строю, короткие спарринги на деревянных мечах и с палками вместо алебард. Раз в месяц - стрельба из лука. Все. После пошли пиво пить. Навык, какой-никакой, есть. Верилось, что, пройдя по улице, эти ребята утихомирят лавочников. Но вот в полезность этого соединения в битве с профессиональными воинами Артем верил слабо.

Была, наконец, отдельная сотня, тренируемая Цильхом лично. В нее-то и был зачислен Артем. Здесь уже тренировки были посерьезнее. Цильх сам занимался фехтованием с этими ополченцами. Любимым его развлечением было выйти с мечом против целого десятка. Фехтовали боевым оружием, в доспехах. Цильх приказывал атаковать его реально. Сам он наносил ответные удары мечом плашмя. Впрочем, достаточно ощутимо, даже через доспехи. На памяти Артема ни одному ополченцу не удалось даже задеть мечом проклятого немца.

Амуницию Артему выдали на складе. Куртка из свиной кожи в качестве доспеха и шапка из того же материала, подбитая мехом, в качестве шлема. Получил он меч и нож, с лезвием сантиметров тридцать. Его одежда осталась при нем. Так же были снаряжены и остальные ополченцы. Алебарды выдавали при несении караульной службы.

Объяснял все детали службы и давал пояснения Герберт. Он же представил Артема остальным ополченцам. Больше к Артему не приставали. Во всех смыслах этого слова. Артем быстро обнаружил, что вокруг него образовался некий вакуум, и общаться он мог только с Гербертом. Герберт был местным карьеристом. Из кожи вон лез, стараясь услужить начальнику. Был он помощником десятника, но этот самый десятник, пожалуй, боялся своего помощника даже больше, чем сотника, и ненавидел его лютой ненавистью. Артем несколько раз видел, как перед построением Герберт подходит к Цильху и о чем-то говорит, подобострастно заглядывая в глаза боссу. Вечерами Герберт часто ходил в дом Цильха и пропадал там по часу. Очевидно, это был штатный цильховский стукач. Глазки у Герберта постоянно бегали, и Артему все время хотелось помыть руки после его рукопожатия. Однако именно Герберт давал Артему все необходимые знания по службе, стоял с ним в караулах и помогал в освоении разговорного немецкого языка.

Цильх часто обучал фехтованию новичка лично. Это были первые и весьма полезные уроки по владению местным оружием для Артема. Он быстро знакомился с тактикой боя, осваивал, как рубить доспех, металлический, кожаный, как резать мясо противника, рубить кости. Для подготовки своей "гвардии" Цильх не только не жалел отдавать на тренировки старые доспехи и поношенные куртки ополченцев, но и велел рубить мечами свиные туши, закупленные для ополченческой трапезной.

Рукопашным боем с Артемом он больше не занимался. Хотя несколько раз во время тренировок приказывал ему схватиться с кем-то из ополченцев, выбирая ему самых сильных и опасных противников. Иногда выставлял против Артема двоих или троих. Хотя это и стоило Артему пары приличных синяков, победа каждый раз оставалась за ним. Цильх внимательно наблюдал за поединками.

От Герберта Артем узнал, что Цильх был действительно родом из семьи колбасника из Ганновера. В ранней молодости он подался в ландскнехты и, прослужив лет двадцать и отличившись в какой-то битве, был назначен главой ополчения Петербурга. Сейчас Цильху было уже под пятьдесят, но его выносливости, ловкости и искусству владения мечом можно было только позавидовать.

В "гвардейской" сотне, кроме Артема, было только трое русских. Двое уже перешли в католичество, один еще нет. Но, впервые увидев их, Артем сразу понял, что эти люди относятся к категории тех, к кому поворачиваться спиной нельзя никогда. Друзей у него так и не появилось. С сослуживцами он держался ровно, но сближаться с этой публикой, способной говорить только о шлюхах и пиве, желания у него не было.

"Идеологической работой" среди ополченцев Занимался отец Паоло. Итальянец, правая рука Великого Инквизитора, бывшего, по слухам, серым кардиналом при Гроссмейстере. Для католиков служились мессы, а с православными ополченцами отец Паоло проводил собеседования. Артем быстро оценил мастерство священника. Тот не критиковал православие. Никогда. Ничего не требовал от иноверцев. Он просто проводил этакие "политинформации", из которых следовало, что христианский (то есть католический) мир расширяется и побеждает везде и скоро охватит всю землю. Ополченцам мягко намекалось, что скоро не католикам в этом мире будет некуда податься. А вот сменив веру, они могут присоединиться к хозяевам жизни. Пропаганда брала свое, и каждый месяц кто-то из православных переходил в католичество.