Крики ужаса, лихорадочно-бессмысленная беготня, обмороки нервных дам, а тут ещё оркестр, заметив возвращение государя в свою ложу, грянул «Боже, царя храни!».
Пока в проходе набивали убийцу, неподалёку разыгралась ещё одна схватка. Молодой человек в мешковато сидящем фраке рванулся было к раненому премьер-министру, но был схвачен двумя гвардейскими офицерами. Приняв его за сообщника террориста и мечтая отличиться на главах у всего двора, они принялись выкручивать ему руки, стараясь сделать это как можно грубее.
— Что вы, пустите! — морщась от боли, закричал он. — Я врач, я хочу помочь!
— Без тебя разберутся! — зловеще шевеля усами, отвечали его мучители.
Яростно топчась на месте, они и не заметили, как кто-то из них троих наступил на оброненную убийцей программку: Н.А. Римский-Корсаков «Сказка о царе Салтане».
Глава 1
НОВАЯ ВСТРЕЧА
Председатель международного научного конгресса «Мозг — Разум — Душа», выдающийся русский физиолог Иван Ильич Сечников был известен своей повышенной нервозностью, порождавшей склонность впадать в депрессию и даже покушаться на самоубийство.
Рассказывали, что после смерти своей первой жены, с которой он прожил менее четырёх лет, Иван Ильич пришёл в полное отчаяние. Душевные мучения, вызванные утратой любимого существа, усугублялись обострившейся болезнью глаз, грозившей полной потерей зрения, а с нею — и невозможностью заниматься научной работой.
Поздно ночью накануне похорон жены Иван Ильич кишел из дома и направился к реке, задумав броситься вниз головой с высокого моста. Возле уличного фонаря, освещавшего вход на мост, он остановился, чтобы собраться с духом. И тут его внимание случайно привлекли кружившие у фонаря подёнки — всем известные ночные бабочки, которые вылупляются из кокона, чтобы отложить яйца, прожить всего несколько часов и умереть от истощения. Они рождаются без пищеварительной системы, а потому чем-то напоминают часы, которые останавливаются, когда кончается завод.
Рассеянно наблюдая за их непрерывным кружением, Иван Ильич поневоле задумался над интереснейшим вопросом: каким образом факт существования этих короткоживущих созданий согласуется с теорией эволюции Дарвина? Ведь за столь малый срок они просто не успевают подвергнуться воздействию естественного отбора, да и борьба за существование между ними отсутствует!
Размышляя над этой проблемой, Иван Ильич машинально миновал мост, даже не вспомнив о цели своего прихода сюда, и отправился дальше, пытаясь найти приемлемый ответ. Возможно, некоторые живые существа ухитрились сойти со столбовой дороги эволюции и остановились в своём развитии, но в таком случае придётся признать, что теория Дарвина не является универсальной. Сечников был убеждённым дарвинистом, поэтому подобный вывод его никак не устраивал.
Всю ночь он бродил по улицам, а поутру почувствовал себя гораздо лучше и оставил всякую мысль о самоубийстве. Вот так и получилось, что скромные бабочки-подёнки тогда спасли жизнь будущего лауреата Нобелевской премии по биологии!
Внешность Сечникова полностью соответствовала общепринятым представлениям об одержимых своей наукой учёных, не желающих тратить время ни на что другое: высокий ясный лоб, внимательные глаза под очками в тонкой оправе, бледное лицо, густая, изрядно поседевшая борода и тёмные, небрежно размётанные волосы с красивыми седыми прядями. Белые руки не могли долго находиться в покое, поэтому худые пальцы то и дело сцеплялись и расцеплялись.
В служебном кабинете старшего следователя по особо важным делам Петербургской сыскной полиции Иван Ильич вёл себя крайне нервно. Порой он даже вскакивал с места и лекторским шагом прохаживался перед невозмутимым следователем, представлявшим собой прекрасно сохранившегося господина немногим старше шестидесяти лет от роду. Макар Александрович Гурский был по-прежнему красив и румян, а его темно-каштановая шевелюра, хоть и украсилась многочисленными седыми прядями, почти не поредела, как не померк и блеск проницательных серо-голубых глаз, замечательно оттенённых густыми чёрными бровями и ресницами.
Когда-то Макар Александрович носил замечательные усы, весьма нравившиеся дамам, но, заметив, что с возрастом они всё больше придают ему вид потасканного ловеласа, не без сожалений расстался с ними. Зато сохранил давнюю привычку в минуту задумчивости выпячивать вперёд нижнюю губу.