— Тогда отойдите назад. — Мириамель подумала, что разговаривает как хвастливый скандалист из таверны самого худшего сорта, но ее слишком сковывали мысли о том, что может произойти. Один вид дрожащих, испуганных дворров съедал ее решимость, и страх, лежавший где-то внизу, казался ей дырой, в которую она может провалиться и пропасть навсегда. — Веди нас к двери. Бинабик, давай по крайней мере наберем камней. Видит Бог, хоть в них-то в этом месте нет недостатка.
Сбившиеся в кучу дворры с недоверием наблюдали за ними, как будто бы подготовка к сопротивлению делала их не менее опасными, чем врага снаружи. Мириамель и Бинабик быстро собрали кучу камней, потом Бинабик разнял свой дорожный посох и засунул секцию с ножом за пояс, после чего приготовил духовую трубку.
— Очень лучше первоначально использовать это. — Тролль вложил стрелу в трубку. — С вероятностью, смерть с неизвестным источником будет тормозом на пути к их вхождению.
Дверь, как казалось, была всего лишь частью бороздчатой стены пещеры, но, когда Мириамель и Бинабик встали перед ней, на камне высветилась серебристая полоска.
— Да направит нас Руян, — горестно сказал Джисфидри. — Они разрушили заклятие.
Его соплеменнники испуганно зашумели. Серебряное сияние поднялось по поверхности камня, потом повернуло, прошло перпендикулярно и снова повернуло вниз. Когда светящаяся нить окружила целую секцию, камень, очерченный этим сиянием, начал медленно двигаться внутрь, царапая пол пещеры. Мириамель как зачарованная следила за его медлительным поворотом, дрожа всем телом.
— Не стойте впереди меня, — прошептал Бинабик. — Я буду говорить вам, когда придет необходимость передвигаться.
Дверь со скрежетом остановилась. Когда в узком отверстии возникла невысокая фигура, Бинабик поднес трубку ко рту. Стоявший в дверях зашатался и упал вперед. Дворры застонали от ужаса.
— Ты попал в него! — ликующе закричала Мириамель и подняла камень, готовая дать отпор следующему, пока Бинабик будет перезаряжать трубку… Но никто больше не появился.
— Они ждут, — прошептала Мириамель троллю. — Они видели, что случилось с первым.
— Но я не производил выстрел, — удивленно сказал Бинабик. — Моя стрела еще не летала.
Лежавший приподнял голову:
— Закройте… дверь. — Каждое слово давалось ему с неимоверным трудом. — Они… идут… за мной…
Мириамель разинула рот от изумления:
— Это Кадрах!
Бинабик посмотрел сперва на нее, потом на монаха, снова уронившего голову, потом отложил свою трубку и бросился вперед.
— Кадрах? Здесь?
Мириамель медленно покачала головой.
Дворры пробежали мимо нее, спеша закрыть дверь.
4 СЕРАЯ СТРАНА
Бесцветный туман окружал его. Не было ни пола, ни потолка, ни любого другого видимого предела. Саймон плыл в пустоте, в которой не было ни движения, ни звука.
— Помогите мне! — кричал он или пытался кричать, но слова звенели только в его собственной голове. Лилит исчезла, ее последнее прикосновение к его мыслям теперь стало холодным и отдаленным. — Помогите! Кто-нибудь!
Если кто-нибудь, кроме него, и был в этой серой пустыне, он не отзывался.
А что толку, если здесь и есть кто-то или что-то? — подумал внезапно Саймон, вспоминая все, что ему когда-либо рассказывали о Дороге снов. Это вполне может оказаться существо, которое я не хочу встретить. Может быть, конечно, это и не Дорога снов, но Лилит говорила, что она близка. Наставник Бинабика Укекук встретил какое-то ужасное существо, находясь на Дороге, и оно убило его.
А чем это хуже вечного блуждания по серому туману? Скоро от меня не останется ничего такого, что стоило бы спасать.
Шли часы. Ничего не менялось. Может быть, это были дни. Или недели. Здесь не было времени. Пустота была абсолютной.
После долгих скитаний по пустому серому пространству его слабые, разбросанные мысли стали приходить в порядок.
Предполагалось, что Лилит толкнет меня назад — назад к моему телу, к моей жизни. Может быть, я сам могу это сделать? Он попытался вспомнить, как это ощущалось — быть внутри собственного живого тела, — но получались только отрывочные, беспокоящие картины самых последних дней. Мерзкие землекопы, ухмыляющиеся при свете факела, норны, шепчущиеся на вершине над Хасу Вейлом… В конце концов ему удалось вызвать видение огромного колеса и обнаженного тела, привязанного к нему.
Я! — ликовал он. Я, Саймон. Я все еще жив!
Фигура, висящая на ободе колеса, была смутной, деталей видно не было, как на грубом изображении Узириса на древе, но Саймон чувствовал неразрывную связь между ним и собой. Он пытался разглядеть лицо, но черты его стерлись из памяти.