О значительных контактах народов Прибалтики между собой свидетельствуют и единообразие украшений прибалтийских народов (хотя и имевших собственные излюбленные формы для каждого племенного союза), и многочисленные языковые заимствования проживавших совместно финно-угров и балтов, и этническое смешение, говорящее о брачных связях. Регион был открытым, как для внутренних, так и для внешних связей, и нет никаких причин утверждать, что отношения между населявшими его народами были враждебными. Что же касается утверждения о непрекращающихся грабительских набегах на «цивилизованных соседей», то письменные источники самих этих стран рисуют прямо противоположную картину. Соседние державы всегда первыми начинали военные походы в Прибалтику с целью грабежей или обложения населения данью, сеяли вражду, ссорили покоренных с непокоренными и получали вражду в ответ. К примеру, говоря о страданиях Руси конца XII – начала XIII века от набегов литовцев, обычно забывают прежние подвиги киевских князей, которые, начиная с Владимира I, грабили и жгли этот край не единожды.
А знаменитым походам куршей на Швецию и Данию, предшествовал почти двухсотлетний разбой у куршских берегов скандинавских пиратов. Эпоха викингов с ее сочетанием транзитной торговли с пиратскими набегами сводила к единообразию экономическую и политическую жизнь всех народов Северной Европы, не отличая «диких» и «цивилизованных». Напротив, чем сильнее страна, тем большей военной активности можно было от нее ожидать, и тем больше она тревожила соседей. И народам Прибалтики, не сумевшим к концу эпохи викингов создать мощные государства, не повезло. С приходом в Прибалтику сначала Киевской Руси, а затем двух сильных русских княжеств – Полоцкого и Новгородского, постоянно враждовавших друг с другом за сферы влияния в Прибалтике, относительно мирная и стабильная жизнь ее народов завершилась. Господство сильного соседа влекло за собой не только распространение цивилизации и прогресса, чего, конечно, отрицать нельзя. Вассалы крупных держав оказываются постепенно втянутыми в их усобные войны, их рекрутируют на войну с теми, кто еще остается независимыми. Так начинались долгие конфликты межу земгалами и литовцами, ливами и куршами, латгалами и эстами, ожесточившейся до предела и превратившие прибалтийский край в сплошной театр военных действий после появления третьей силы – немецких миссионеров и рыцарей меча.
Глава II. Немцы в Прибалтике до начала крестового похода 1185–1199 годов
Ошибка полоцкого князя
Король Руссии из Полоцка имел обыкновение время от времени собирать дань с этих ливов.
Accepta itaque liceutia praefatus sacerdos a rege Voldemaro de Plosceke, cui Livones adhuc pagani tributa solvebant, simul et ab eo muneribus receptis, andacter divinum opus aggreditur, Livonibus praedicando et ecclesiam Dei in villa Vkescola construendo.
Когда упомянутый священник получил позволение от князя полоцкого Владимира, которому ливы, доселе язычники, платили дань, и принял от него подарки, он отважно приступил к божественному делу; к проповеди ливонцам, и к устроению церкви Божией в городе Икскюле.
Тяжело скрипели уключины. Гребцы старались изо всех сил. Корабль медленно шел вверх по реке. Мимо тянулись пустынные берега, поросшие кустарником. Судно было нагружено товарами из немецких земель, которые купцы везли на продажу в Полоцк. Немецкие гости оживленно разговаривали, обсуждая возможности торговли у русских и предвкушая грядущие барыши. Между ними находился немолодой седовласый человек, одеяние которого выдавало в нем монаха-августинца. Погруженный в себя, он молча разглядывал речной пейзаж. Чужие берега, чужая земля. Монаху вспомнилась Зегебергская обитель в Хольштейне, где он провел немало лет. Там было хорошо, но что-то не давало душе Мейнхарда покоя. Много слышал он о Крестовых походах, когда рыцари и священники несли веру Христову в далекие языческие края, и тоже втайне мечтал о подвигах во славу Божью. Когда от купцов узнал он о неведомом крае, в котором обитают темные язычники – ливы, захотелось ему отправиться туда и заронить семена благой веры в души язычников. Архиепископ бременский дал Мейнхарду свое благословение, и он на купеческом корабле отплыл на Готланд. Там усердный монах прожил некоторое время, проводя службы для немецких купцов. Времени даром он не терял и разузнал все о ливском крае, куда часто наведывались купцы.