А сейчас показывал этой кружкой на телевизор, висевший напротив на стене.
— Жаль, что мне такой помойки не попадалось! — громко произнес он.
На экране какой-то молодой человек с микрофоном стоял возле, заваленных мусором, баков. У его ног лежал бомж в бесформенном рванье, присыпанный деньгами. Рядом с ним валялся мусорный пакет, туго набитый бутылками водки.
— Мы даже не можем сказать, жив ли этот человек, — рассказывал этот, с микрофоном. — Хотя, не беспокойтесь, «скорую» мы уже вызвали. В последнее время происходят невообразимые вещи. На помойках неожиданно появляются деньги. Местные бомжи собирают их, как листья, и спиваются насмерть. Иногда эти деньги валяются в грязи пачками, и теперь я знаю, что они, оказываются, действительно пахнут. Стоя здесь, у этих мусорных баков, думаешь, что ничего подобного никогда в истории человечества не происходило.
— Врет, — послышалось рядом. Псевдокуклачев занял остаток свободного места напротив. От него тоже немного пахло рыбой, хотя в руках у того ничего не было. Наверное, уже набрал и отнес домой дармовую добычу, городской улов. — Врет. В военных походах, бывало, избавлялись от такого, как от ненужного груза. Македонский заставил Креза сжечь свою добычу.
— И Наполеон тоже, — внезапно сказал пьяный с рыбиной. — Закопал.
— А я даже знаю, где закопал, — негромко сказал этот маленький сосед.
Лев подумал, что тот, наверное, невообразимый лгун. Пиво было отвратительным. Отвратительное пиво, отвратительный карлик и этот чувак с рыбой тоже. Как теперь жить, пить, смотреть на таких? Если ему еще дадут жить…
— И откуда деньги на помойках берутся? — спросил у кого-то пьяный. Рыба у него опять лежала на полу.
— Когда-нибудь узнаешь, — сказал маленький Псевдокуклачев. — Когда-нибудь все узнают.
Звук в телевизоре, наконец, выключили. Теперь там мелькало что-то беззвучное. Кажется, стадион. Целая колонна автобусов с болельщиками какой-то южной футбольной команды. Их ухмыляющиеся, лезущие прямо в камеру, лица. А вот так неожиданно мелькнул человек в треснувших очках. Вот еще раз.
Тот сам, сидящий под телевизором, нахмурился и отвернулся. Вроде, он не хотел, чтобы это заметили, но кто-то уже увидел.
— Во, гляди! — громко сказал увидевший. — А в телевизоре этот самый. Вон тот, с пустой кружкой!
Кажется, на экране появился зал суда. Лев, уже без очков, стоял за трибуной. В пальто, держащий в руке кепку. Потом показали какого-то смуглого человека за решеткой, при этом гордо улыбающегося, очень довольного собой.
— Это кто? — внезапно спросил сосед-гном.
— Сортир, — неохотно ответил человек в очках. — Имя у него на это слово похоже, вот я так его и зову. Пахан всех урюков на местном рынке. Кафе у него там, — Помолчал, глядя в кружку. Потом неожиданно заговорил, хотя его ни о чем не спрашивали. — Живем с ним в одном дворе. Сын у него, маленький, но торопится навесить на себя беспредела, сколько может. Бегает по двору, бьет кошек. Злоба в нем уже кипит. А раз выскочил во двор с ножом и кинулся на кошку, резать. Та в углу дома сидела, не смогла убежать. Старухи крик подняли, дети. Я ублюдка поймал, остановил.
Говоривший сначала сдержанно человек теперь рассказывал все охотнее и охотнее:
— После этого Сортир на меня дико обиделся, угрожать мне стал. Но тогда не били меня. Жену мою избили. В лифт тот зашел вслед за ней, а потом еще двое. Перелом трех ребер, повреждение внутренних органов. Они, вообще, любят бить на улицах женщин. Особенно, беременных.
Человек в очках вопросительно посмотрел на сидящего напротив, будто ждал, что тот начнет возражать. Но тот молчал. Сам заговорил опять:
— Я в суде потом этому Сортиру высказал все, что о нем думаю, только его выпустили прямо тогда, за недоказанностью. Мол, он случайный свидетель. Обиделся Сортир страшно, прямо в зале принялся мне угрожать. Что подстережет меня и зарежет. Никто ему не стал мешать, отвлекать.
Человек замолчал, глядя в пустую пивную кружку. Потом опять стал говорить.
— Несколько раз находили меня, пытались бить, но я вырывался. Дома не ночую теперь. У меня коммуналка, там на кухне меня несколько человек поджидают. Соседи по телефону говорят, что те даже бабу с собой таскают, чтоб не скучать. Я сам специалист по лишнему, модельер модной одежды, сейчас в театре работаю. Портной по жизни, то есть слушатель. Сижу, шью и слушаю. Только вот прервался этот процесс, не дают сидеть спокойно.
— И ты теперь гуляешь по городу? — спросил сосед. В голосе карлика теперь слышалось откровенное презрение.