– А нам не надо сначала провести твой ритуал? – я покосилась на почти пустой амулет.
Тилвас покачал головой:
– Артефакт Подселения еще не готов. Ему необходимо… как бы это сказать… некоторое время настояться. Да и тебе нужно прийти в себя, разве нет? И выучить шаги ритуала.
– Я уже выучила.
Глаза аристократа удивленно расширились, уши словно встали торчком. Его тень на стене будто поплыла, на мгновение показавшись звериной.
– Я тренировала их прямо там, в камере, – я бесстрастно пожала плечами. – Времени было полно, знаешь ли.
– Но… У тебя же не было инструкции?
– С тех пор как ты попросил моей помощи в рыбацкой деревне, я каждый вечер смотрела твои записи. И в ту ночь в Джинглберри, когда все… мм… случилось, – я отвела глаза, Тилвас хмыкнул, – я тоже их успела просмотреть до того, как ко мне пришел Мокки. Мне так удобнее запоминать информацию: повторять что-то много-много раз, пусть даже без особенных стараний – и все в итоге накрепко врезается в память. Одной недели для таких повторений, конечно, не хватило бы, но то зелье… Кажется, помимо основного эффекта оно умудрилось еще и повлиять на мою память. Я очень четко помню весь тот вечер.
– О нет, – рассмеялся Тилвас. – Я-то думал, вам с Мокки всю память отшибло. А ты ходячий компромат теперь.
То, как легко он смеялся, в первый момент поразило меня, чуть ли не оскорбило – неужели ему совсем плевать? А потом вдруг обдало волной облегчения. Смех – не признак глумления или равнодушия, смех в первую очередь – признак радости.
– Компромат на саму себя, ага, – рассмеялась я в ответ.
Мы переглянулись и снова заржали. И громче, и громче, складываясь пополам, хватаясь за животы и закрывая лица ладонями.
– Если честно, я думала, это встанет между нами стеной, – призналась я, утирая слезы, выступившие от смеха.
– Ну… – Тилвас побарабанил пальцами по губам. – Нет. Наверное, у девяноста пяти процентов людей это вызвало бы проблемы. У меня – нет. У вас с Мокки, видимо, тоже нет. И я рад этому. Мучительно страдать сейчас было бы крайне неуместно. А так… Отдых бывает разным, – под конец как-то все-таки смущенно закончил он, потирая нос кончиком пальца.
– Лису понравилось? – кивнула я на амулет, имея в виду, что рёххи при подселении жаждали познать поближе весь суетный театр смертных жизней.
– Очень понравилось. – Тилвас внимательно глянул на меня исподлобья. – Как и мне.
Я вдруг почувствовала, что краснею, что бывает со мной достаточно редко.
– Гхм. Да. Мне. Гхм. Тоже.
Вот и все, что я смогла выдавить.
Глаза Тилваса проказливо блеснули, но потом лицо его вновь стало серьезным:
– Ты действительно выучила все шаги ритуала?..
– Да, – вот здесь мой голос был тверд.
– С ума сойти, – он присвистнул, опираясь на дверной косяк. Синяки усталости под глазами Тилваса были устрашающе темными, зато улыбка светила на сто карат. – Ты великолепна, Джеремия Барк! Ты просто, пепел тебя задери, какой-то гурхов гений. Как тебя вообще земля носит?! Тогда, как только артефакт застынет, мы проведем ритуал. А пока… Скажи, как много они успели нарисовать на твоей спине?
Сердце мое, воспарившее было, тотчас упало.
– Заклинатель сказал, что рисунок закончен.
Тилвас изо всех сил постарался не измениться в лице. Я видела его старания. Но губы артефактора все равно дернулись, и, кажется, в моем случае это было почти приговором.
– Я что-нибудь придумаю, – сказал он.
– Не сомневаюсь, – соврала я.
Потом привстала на мысочки, поцеловала его в щеку и ушла в комнату.
Ложась спать, я вдруг увидела какую-то тень у себя на карнизе – она мелькнула на мгновение в щели между плотно задернутыми шторами. Напрягшись и взяв с тумбочки столовый нож, украденный за ужином, я приготовилась в который раз защищать свою несчастную жизнь.
Осторожно, на цыпочках, я подкралась к окну. Без резких движений с помощью зеркальца посмотрела, что там происходит. И тотчас с удивленным облегчением выдохнула.
Это не были таинственные враги. Это Мокки Бакоа, обложившись лапшой и газетами, удобно устроился на карнизе спиной ко мне, нахохлившись и сложив ноги «бабочкой». Он бесшумно жевал, бесшумно читал, мягко опирался спиной об окно и иногда мрачно смотрел на ночную деревню.
Он так и просидел там всю ночь. Сторожил.
И да, да, да!..
Я помню, что должна рассказать вам про ритуал, а то вам, чужестранцам, совершенно неясна вся эта муть про «шаги» и «рисунки».
Что ж, сейчас, наверное, самое время. Я как раз ненадолго проснулась где-то между пятью и шестью утра (Мокки так и сидит, замерз, думаю, но вряд ли он хочет, чтобы я знала о его сердобольности, поэтому сделаю вид, что понятия о нем не имею, пусть закаляется), и у меня есть возможность дать некоторые объяснения.