Как и я.
– Я вижу, что ты понимаешь, дорогая, – томно прошептал сенатор. Его желтые глаза светились от удовольствия. – Вся эта бархатная темнота, горькие ундиньи глаза с поволокой, невысказанная притягательность сломанного существа, страсть к древним книгам в попытках разгадать шифр, оставленный мной на твоей спине, – все, что составляет прелесть твоей личности, подарено мной. Благодаря мне твое второе имя – Трагедия, Джерри. Я нарекаю тебя так.
И вдруг меня прошибло странным осознанием… Да, в словах горфуса о моей личности была правда, но это была не вся правда.
Другая ее часть заключалась в том, что я и раньше была такой. Я распахнула сердце трагедиям давным-давно, еще до Зайверино. Меня изначально привлекал такой путь – терново-колючий, полный иллюзий, дурмана, отчаянной энтропии, пыльных книг и сладостного падения.
Для нормальных людей страдание – это лишь указатель на ту сферу жизни, которую им надо изменить. Просто знак неполадки, помогающий не сбиться с пути к счастью. Но я видела в страданиях достоинство, и это было и до Зайверино. Именно из-за этой тяги к драме я поступила в университет Селесты.
Ты говоришь: бархатная темнота, горфус? Да, безусловно. А чего еще ждать от человека, выросшего на древних поэмах и песнях, в которых герой всегда обречен, а катарсис достигается потерей, разрядкой через рыдание? Я изначально была такой – мрачной, влюбленной в запах пыли и дыма, слишком долгое время проводившей в компании мертвых языков и мертвых поэтов.
Да, сейчас эта бархатная темнота составляет сто процентов моей личности. Но из них только часть родилась из-за горфуса, а остальные со мной давно.
Это не ты меня создал, ублюдок. Это я создала себя в том жанре, который мне близок, а тебе просто разрешила сыграть роль в моей пьесе.
Избавившись от врага, я потеряю лишь часть моей самости, а не всё. Я отстрою ее заново, еще лучше.
И да.
Возможно, на сей раз я выберу не темноту.
Не полную темноту.
Наш с тобой разрыв будет не таким болезненным, как ты надеешься, горфус. Ты веришь, что я боюсь освободиться от твоей власти? У меня плохие новости. Я предвкушаю это.
Я – не мертвая земля, которой ты покровительствуешь. Я – земля, готовая зацвести.
Мне хотелось рассмеяться в лицо врагу, но нельзя было – согласно сценарию.
Я опустила голову, позволив сенатору упиваться ощущением полной психологической победы. Скосив глаза на воду в фонтане, я видела едва заметное движение в глубине.
Гость слушает.
Все это время у нас с сенатором Лорчем был невидимый зритель. Морской рёхх по имени ономоррэ – крохотный осьминог, чья особая способность заключалась в том, что его не могут почувствовать другие духи природы, если он этого не хочет. Идеальный шпион и… судья в нашем случае.
Морские рёххи не могут находиться на суше. Они могут появляться только над водой или в воде. Ономоррэ заранее приплыл в этот фонтан – его питают воды океана – чтобы посмотреть на спектакль, обещанный нами с Тилвасом, и решить по итогам: будут вмешиваться духи природы или нет.
Если будут, нам придется дать сюда много, много воды, чтобы армия морских смогла совладать с горфусом: расщепить его так, чтобы он, бессмертный, долгие десятилетия собирал обратно свою бесплотную форму.
Но пока что судья ономоррэ продолжал наблюдать: не все условия были выполнены.
– Теперь ты понимаешь, что я – твой создатель, Джеремия? – горфус положил руку мне на щеку. – Я далеко не сразу понял, как важна наша связь. Я злился, что не успел вселиться в тебя, и долго искал другие способы попасть в человека. Став Лорчем, я рассеянно приглядывал за тобой и рассчитывал, что займусь тобой позже. Потом, когда мои подручные выяснили, что в Тилвасе спрятан расщепленный пэйярту, я понял, что тебе будет проще, чем остальным, убить его – просто сорвать амулет, чья защита не действует на тебя, ведь ты благословлена моими касаниями. Но когда вы с пэйярту начали сбегать и скрываться… Когда я наблюдал за тобой все пристальнее и дольше… Я понял, как ты дорога мне. Как я горжусь тобой.
Я покачала головой.
– Ты болен, горфус. Ты не можешь адекватно оценивать реальность.
– Адекватно – это как? – он сощурился. – Как все? Согласно общепринятой морали? А кто тебе сказал, что она правдива? Откуда мы вообще знаем то, что знаем, Джеремия Барк? Кто нам это сказал? А кто сказал это тем, кто сказал нам? Вдруг вся нравственность построена на клубке заблуждений?
– У тебя просто нет сердца. Иначе бы ты знал правду. Ее не обязательно спрашивать у кого-то, достаточно заглянуть в себя. В глубине у нас всегда есть знание о том, что правильно или нет.