Да и не в манерах дело. Главное отличие было в другом. Эти, из крепости, жили по правилам и законам. Мы же – по обстоятельствам и ситуации. И выживал не тот, кто чище, а тот, кто быстрее вытаскивал нож в зависимости от ситуации.
Жизнь в крепости и жизнь за её пределами – два разных мира. Там, где для одних утро начиналось с горячего ароматного чая, чистой рубашки и системы климат-контроля, для других оно начиналось с сырой земли, ледяной воды, если хоть такая найдётся, и вечного страха, что это утро окажется последним.
И Косой знал это слишком хорошо.
Он не просто выживал – он прожёг эти годы, как ржавый нож прожигает насквозь тонкий металл. И это закалило его не хуже любого оружия. Он научился читать по жестам, слышать за словами то, что не проговорено, чувствовать опасность там, где другие просто зевали. В его мире не было бессмысленных правил и этикета – только логика хищника. Или ты, или тебя.
А эти… из крепости….
Они жили в другом измерении. Улыбались, как на фотографиях в рекламных брошюрах. Говорили чётко, выверенно, будто репетировали свои фразы заранее. Даже их рукопожатия были рассчитаны по градусу крепости – не слишком сильно, но и не слабо. Ни одного случайного движения, ни единого взгляда, не прошедшего сквозь фильтр благоразумия. В их головах был порядок, в душе – убеждение, что жизнь обязана быть управляемой.
Наивные…, – подумал Ярослав.
Из распахнутых ворот крепости наконец вышел офицер. Шёл он ровно, будто ступал по линейке. Мундир свежевычищен, ботинки блестят.
- Младший лейтенант Станислав Хромов, отдел полевой службы, – представился он чётко, с расстановкой.
Только теперь остальные начали называть свои имена.
Время собирать визитки, – усмехнулся про себя Ярослав, но не стал запоминать никого. Он держал в памяти только тех, чьи имена могли пригодиться. Например, тот самодовольный тип, который раньше унижал его.
- Агент госпожи Синявиной. Людвиг Булавкин. – голос прозвучал звонко, с оттенком нарциссизма. – Отвечаю за распределение запасов, снабжение и прочие организационные вопросы.
Булавкин…, – отметил Ярослав, аккуратно задвигая имя в дальний ящичек памяти, в тот, где лежали другие пометки типа позднее устранить.
Но тут заговорила она – девушка в кепке:
- Я — Ярослава Журавлёва, — коротко бросила она.
Ярослав вздрогнул.
Вот оно как… Журавлёва.
Почему-то имя это прозвучало особенно приятно. Лёгкое, тёплое, как редкий майский ветер, пробравшийся сквозь руины. Он впервые услышал её голос – ровный, сдержанный, но без ледяного налёта, как у других. И что-то в нём отозвалось.
Они продолжали представляться, и Ярослав всё больше ощущал контраст.
Хромов. Булавкин. Журавлёва. Синявина.
Имена звучали стройно, чисто, будто прошли литературную редактуру.
А теперь – вспомним его старых знакомых.
Старик Ван. Лёшка Проныра. Лихо Богатый. Дмитрий Драконид, чтоб его…
Имена беженцев были словно рекламные лозунги: будь богатым, живи долго, стань драконом! Грубые, прямолинейные, как сами их носители. У одних – будущее в имени. У других – только желание его дожить.
И вот, среди всей этой аристократической стройности Ярослав снова выделялся, как пятно дегтя на белой скатерти.
Постепенно группа начала рассаживаться по автомобилям. Пять дорогущих внедорожников и пикап, набитый до отказа провиантом, водой, медикаментами и снаряжением. Казалось, они собрались в поход по горному курорту, а не в зону, где каждая тропинка могла быть последней.
Руководство за безопасностью группы взял на себя Станислав Хромов. Тот самый лейтенант. Манеры, как у старшего брата, который всегда прав. Он уже командовал, чеканя слова:
- Первый и второй экипаж двигаются с интервалом в 300 метров. В случае потери связи – воссоединение через точку «Тростник». Гид – докладывает координаты каждые три часа.
Гид – это, между прочим, он. Ярослав Косой. И он уже хотел было забраться в машину, когда голос Булавкина резко разрезал воздух:
- Стоп. Ты в салон не садись. Грязный слишком.
В кузов пикапа – самое то.
А вот это он зря…. Я и продовольствие, вещь несовместимая, так что буду совмещать.
Некоторые рассмеялись. Кто-то отвернулся.
А Ярослав – просто кивнул и пошёл.
Не сказал ни слова. Потому что смысла не было. Потому что перед ним стоял мертвец. Пока что – живой. Но в голове Ярослава он уже начал исчезать. В каждом его шаге по грязи отныне звучал отсчёт.