Булавкин просто этого ещё не знал.
Косой сидел в открытом кузове пикапа, облокотившись на металлический борт, и слушал, как гудит двигатель. Машина натужно взбиралась по ухабистой дороге, а родной, пусть и насквозь промасленный и разваленный город медленно скрывался за поворотом, исчезая в пыльной дымке.
Он смотрел, как латаные крыши и перекособоченные заборы всё мельчали и мельчали, и в груди, против ожиданий, что-то болезненно кольнуло.
Да, этот подол был грязен и жесток.
Да, здесь выживали, а не жили.
Но всё равно – это был его дом. Как бы его ни гнали, как бы ни боялись – он, последние годы, рос здесь, он проливал тут пот и кровь, он здесь стал нынешним самим собой.
И как раз в этот момент, когда грудь сдавило от странной нежности к покинутым развалинам, из-за поворота донёсся знакомый визгливый голос:
- Косой сваливает! Наконец-то!
- Слава всем святым, мы свободны! – подхватил второй голос. – Ха-ха-ха! Конец нашим мучениям!
Ярослав медленно обернулся. В кузове воцарилась тишина.
У дороги толпились люди. Школьники. Да не просто школьники – во главе толпы стояли Лёха Южин и Ванька Долгов, те самые отщепенцы, которых он не раз вытаскивал из неприятностей.
Сейчас они радостно подбадривали друг друга, хлопали друг друга по спине и смеялись, словно в городе отменили налоги и выдали бесплатную еду.
Что ж, пусть. Пускай радуются… пока.
Другие горожане стояли поодаль – мрачные, настороженные, с пустыми глазами. Они не хлопали. Не смеялись. Просто смотрели. Словно знали, что, потеряв единственного знахаря, теперь остались наедине с болезнями, болью и умирающей надеждой.
Но детям было плевать. Для них Ярослав был монстром, что карал их за малейшую провинность, заставлял зубрить, работать и думать. Они не понимали, что именно это их и спасало.
Из толпы вырвался мужчина с лысиной и в засаленной куртке. Он схватил за руку одну из девчонок и потащил её прочь.
- Тебе жить надоело?! – прошипел он сквозь зубы.
Это был Ли, батя Юльки.
Девчонка вырывалась:
- Пап, да успокойся! Косой же уехал, его тут больше нет!
- Он вернётся, – процедил отец, не ослабляя хватки. – Вернётся. Он всегда возвращается.
- А если не вернётся? Все ж говорят, в Пустошах жутко опасно.
Мужчина бросил на дочь взгляд, от которого у неё по спине пробежал холодок:
- Даже если вся их шайка ляжет костьми – этот выживет. Вернётся. А ты… ты хочешь, чтобы он вернулся и знал, что ты тут радовалась?
Юлька прикусила губу. На секунду она вдруг задумалась, действительно ли так уж страшен был Ярослав… или всё-таки справедлив.
Тем временем из окон внедорожников, едущих впереди, выглядывали участники экспедиции. Радостные вопли школьников были слышны даже через рев двигателей.
- Слушайте, они там что, правда радуются, что он уехал? – спросила Любовь Синявина, высунувшись из окна и щурясь на солнце.
- Судя по реакции – он был у них, как заноза в одном месте, – хмыкнул с переднего сиденья Людвиг Булавкин, человек с лицом вечного недовольства. – Представляешь, насколько невыносимым надо быть, чтобы весь город тебе вслед плясал?
Любовь рассмеялась, хотя и не с таким уж весельем, как обычно:
- Когда вернёмся, устроим проверку. Мне хочется точно знать, чем он тут таким занимался.
- А зачем тебе знать-то? – проворчал Людвиг с пренебрежением. – Косой этот – фрик с грязной физиономией. Если бы мы не искали гида, он бы и рта не открыл в нашем обществе. Это ему как манна с неба упала, а он ещё и ведёт себя, будто на равных.
Только одна из всей компании молчала.
Ярослава Журавлёва сидела на заднем сидении, уткнувшись в окно, и не слушала, что там бубнит Булавкин. В её голове гудели совсем другие мысли.
***
У школьных ворот Лариска – стояла, вцепившись пальцами в ржавую решётку калитки. Узкие её плечи дрожали, будто под порывом ветра, а глаза, как два тёмных колодца, следили за пыльной дорогой, что вилась змеёй на север, туда, где только что исчез последний автомобиль.
Где-то там, за поворотом, скрылся и Ярослав Косой.
Машины, одна за другой, стали крошечными точками, сливаясь с горизонтом. Пыль, поднятая колёсами, ещё долго висела в воздухе – рыжая, сухая, обидная. Так бывает, когда уходят не просто люди – а целая глава жизни.
Лариска стояла молча, будто боясь пошевелиться – и вдруг что-то изменится. Но не изменилось. Только солнце, лениво переваливаясь через крышу школы, беспощадно палило с высоты.