А вот Людвиг Булавкин… Тут и говорить нечего – жалкая тень мужчины. Вечно суетящийся, с завистливыми глазами и вечным нытьём. Полезности от него было не больше, чем от дырявого ведра.
Любовь Синявина смотрела на Косого с холодной самоуверенностью. "Как такой беженец, – думала она, – что вырос среди грязи и голода, не знавший света крепостных улиц, может устоять перед моими чарами?" В её глазах он был дикарём, который ещё только учится понимать, как устроен мир. А значит, и подчинить его себе будет легко.
Вместе с Булавкиным они держались надменно, каждый раз, когда сталкивались с людьми вроде Косого. Для них беженцы были чем-то вроде дешёвого товара на рынке: рабочие руки, телега с мясом, вещь, которой можно воспользоваться и выбросить. Не люди – так, аксессуары.
Но Ярослав вдруг ровным, спокойным голосом, будто отрезал ножом:
- Женщина. Держись от меня подальше.
Её передёрнуло, и раздражение обожгло щеки. Решив, что прямота – лучший выход, Любовь натянула улыбку и, склонив голову набок, мягко произнесла:
- Может, это всё недоразумение? На самом деле я….
Косой нахмурился, недоумённо перебил:
- Что с тобой?
Синявина наклонилась ближе, так, что тонкая ткань её рукава почти коснулась его запястья. Она скользнула к нему всем телом, будто хотела доверить тайну, дыхание её было тёплым, пахло лёгким цветочным духом.
И почти шёпотом, но с чётким акцентом она сказала:
- Ты мне нравишься.
Сначала на лице Косого отразилось непонимание, но мгновение спустя глаза его полыхнули гневом. Он резко отодвинулся, голос сорвался на резкий окрик:
- Следи за языком!
Любовь отпрянула, остолбенев, словно её ударили.
Пффф! – раздалось сбоку. Журавлёва, которая в этот момент делала глоток из фляги, не удержалась и выплюнула воду прямо себе на колени. Она поняла, что выдала себя, и поспешно уткнулась обратно, делая вид, будто ничего не слышала.
А Синявина, покраснев, сидела, не веря в услышанное. Она ожидала чего угодно – неловкой паузы, мужского хмыканья, может быть, даже тихого согласия. Но такой яростной отповеди? Разве нормальный человек так себя ведёт?!
"Да он же с ума сошёл!" – мелькнуло в её голове.
И впервые за всё время она усомнилась: а не сделала ли чудовищную ошибку, решив играть с этим парнем?
Чего она не знала, так это того, что Косой уже слишком много раз видел подобные сцены в подоле, чтобы хоть как-то поддаться её дешевым уловкам. Такими умными, как она хоть пруд пруди в его мире. Там, среди трущоб и рынков, он наблюдал за тем, как женщины лезут на шею любому, у кого за плечами добыча или оружие, а ещё лучше – мешочек с монетами. С тех пор как Ярослав научился охотиться и приносить домой мясо, ему приходилось сталкиваться с таким интересом к себе чаще, чем хотелось бы. Иногда он им пользовался, но чаще просто сам был голодный и не до жиру было. Вот почему Проныра с самого начала держал ухо востро с Юдиной – знал, что за ласковой улыбкой может скрываться острый крючок. Чего он не знал, так то, что Косой уже опробовал её ротик и ему он на удивление не понравился, так что в этом смысле там ничего такого не могло быть.
Любовь Синявина всё ещё была уверена, что перед ней стоит парень неопытный, необстрелянный, легко ведомый на женские уловки. Но реальность была иной: Косой видел так много всяких уловок и испробовал любого вида секса, что, узнай она всё это, её бы мороз пробрал до костей.
Ярослав ухмыльнулся про себя. Ему и в голову бы не пришло желать такую женщину, как Синявина, даже если бы она сама прыгнула к нему в постель. На кой чёрт ему такая обуза? Только лишнюю еду на неё переводить. Он лучше собаку бы прокормил – та хотя бы верная.
Когда-то он думал, что люди в крепости умнее. Всё-таки учитель не раз упоминал, что там хранятся книги – десятки, сотни, целые библиотеки. Косой искренне верил: чем больше человек читает, тем мудрее он должен быть. Но, наблюдая за тем, как ведут себя Людвиг Булавкин и Любовь Синявина, он понял – глупость в крепости ничуть не реже, чем за её стенами.
Конечно, там встречались и умные головы – взять хотя бы Валентина Бастона или Станислава Хромова. Эти двое знали своё дело, держались твёрдо, без лишнего бахвальства.
Когда Любовь Синявина наконец справилась с собой и сбросила показное обаяние, она, помедлив, произнесла, стараясь вложить в голос уверенность:
- Если ты поможешь мне выбраться отсюда живой, я смогу выбить три места в крепости, когда мы вернёмся в Крепость 334.
Она чуть наклонила голову, словно хотела подчеркнуть вес своих слов. Но Ярослав лишь встал, стряхнул с колен налипшую траву и, не удостоив её долгим взглядом, буркнул: