В груди Людвига что-то хрустнуло, и он сорвался с места. Плевать на то, убьёт ли его Консорциум, плевать на всё – лишь бы ноги унесли подальше.
Когда он рванул вперёд, Любовь и бывший раненый словно очнулись и бросились за ним. Но тут выяснилось, что бежать Людвиг мог хуже других. Лёгкие будто обожгли огнём, ноги налились свинцом.
Последний солдат, хоть и был ещё недавно искалечен, успел за эти два дня восстановиться благодаря силе чёрного лекарства. Шрамы затянулись, тело вновь налилось силой. Испуг гнал его вперёд, и в какой-то миг он настиг Людвига, готового вот-вот упасть от усталости.
И тогда произошло невероятное: Людвиг резко выставил ногу поперёк его пути.
Солдат не успел сгруппироваться – с глухим треском и хриплым криком он грохнулся в мокрый мох, камни впились ему в кожу, лёгкие вышибло.
Людвиг не обернулся. Он только стиснул зубы, мысленно пробормотав извинение. Кто-то должен был задержать тварь. И лучше уж не он.
Он мчался, хватая воздух ртом, кашляя и спотыкаясь. Но через несколько ударов сердца донёсся протяжный вопль отставшего, а затем – тот самый жуткий, животный хруст, от которого вены стыли: будто кто-то смаковал свежую плоть, перемалывая её огромными челюстями.
Крик последнего солдата разорвал тишину, как ржавым ножом по живому. Этот вопль вонзился в душу Людвига Булавкина, словно проклятие, от которого не укрыться. Но крик оборвался слишком быстро, словно его перерезали грубой рукой. Повисла зловещая пауза – а потом снова донёсся леденящий душу звук: гулкий звон цепей, волочащихся по камням и корням, как если бы сама земля тащила свои кандалы. Монстр уже гнался за ними.
Людвига охватило отчаяние. Лёгкие горели, сердце колотилось, но паника толкала его вперёд. Мелькнула мысль – подставить Любовь Синявину, сбить её с ног, как он поступил с тем неудачником. Но женщина уже успела убежать слишком далеко, и ему оставалось лишь скрежетать зубами и глотать пыль.
Вдруг впереди раздался голос, резкий, как щелчок затвора:
– Кто идёт?!
Булавкин, задыхаясь, всмотрелся в просвет между стволами и увидел тёмный силуэт. Человек стоял прямо на тропе: на нём была чёрная, до скрипа чистая форма, а в руках поблёскивал пистолет.
– Монстр! Позади! Там чудовище! – завопил Людвиг, захлёбываясь страхом и слюной.
Чёрная фигура махнула рукой. Из-за деревьев, словно из воздуха, вышло ещё два десятка вооружённых людей. Их сапоги глухо хрустели по подмёрзшей хвое, и каждый шаг отдавался у Булавкина в коленях. Целый взвод – слаженный, холодный, как стальной механизм.
Командир, идущий впереди, сдержанным голосом приказал:
– На колени! Руки за голову!
Булавкин рухнул на влажную землю, колени больно ударились о корни. Грязь липла к штанам, но он даже не заметил. Он знал – ослушайся, и его прошьют пулями. Теперь его судьба была в чужих руках.
А за спиной грохот цепей нарастал, становясь всё ближе и ближе. Воздух словно сжимался, наполняясь металлическим звоном и запахом ржавчины, будто монстр тащил за собой полмира.
Когда же из тьмы наконец вырвалась эта неведомая тварь, ведущий солдат тут же рявкнул в переговорное устройство на шлеме:
– Подтверждаю побег подопытного! Срочно пришлите подкрепление! Всем открыть огонь!
Лес разорвали очереди. Автоматы загрохотали, как громовые раскаты, вспышки выстрелов метались между стволов, а запах жжёного пороха накрыл всё вокруг, перебивая сырость хвои.
Глава 4
Полный взвод – тридцать человек – стоял в боевом порядке, как оловянные солдатики в руках ребёнка, только здесь каждая фигура дышала, двигалась и была вооружена до зубов. Вся их мощь могла в любой момент обрушиться на цель: автоматы, гранатомёты, тяжёлые стволы – всё это могло вспыхнуть разом, сметая противника, словно лавина. Даже дикие звери, почуяв их, пятятся назад, не решаясь броситься в атаку – слишком явственно пахло свинцом, маслом и порохом.
Но и с такой силой в руках они не чувствовали себя спокойно. Как только речь зашла о встрече с тем самым "Подопытным", бойцы без колебаний запросили подкрепление. Словно знали: даже тридцати стволов может оказаться мало, чтобы справиться с ним. В их голосах не было ни бахвальства, ни уверенности – только холодное понимание, что этого врага они в одиночку не одолеют.
Булавкин и Синявина сидели на земле, колени упирались в холодную грязь. В воздухе стоял едкий запах порохового дыма и прожжённой резины. Откуда-то сзади доносились резкие, обжигающие слух выстрелы – короткие очереди, словно сухие хлопки бичей.