***
На заднем дворе городской школы жизнь текла куда спокойнее. Учитель только что вернулся после уроков – в руках у него ещё оставался мел, пальцы были белыми, словно в известке. Солнце клонялось к закату, и его тёплые лучи золотили серые стены. На скамейке во дворе, прикрыв глаза и подставив лицо свету, сидел Алексей Проныра. Он выглядел посвежевшим, а в улыбке мелькала прежняя лукавинка.
Учитель невольно улыбнулся в ответ и негромко спросил:
– Ну что, полностью оклемался?
– Да, – Лёха кивнул, с удовольствием потянулся, хрустнув плечами. – Спасибо вам, учитель, и Лариске, что вытянули меня в это время.
Он чувствовал себя отлично. Причина хорошего настроения крылась не только в том, что болезнь отступила. Алексей ясно понимал: его "удача", словно запасная батарейка, ещё почти не тронута. А значит, Ярослав пока не столкнулся с настоящей бедой.
В этот момент из-за ворот появилась Юдина – в простом платье, с плетёной корзиной на сгибе локтя. От неё тянуло запахом свежей зелени и рынка. Увидев Лёху на солнце, она всплеснула руками:
– Лёшка! Ты уже совсем здоров? Да марш в комнату! Простудишься ещё, пока на ветру сидишь!
Лёха, весело щурясь, развёл руками:
– Да всё в порядке, Лариска. Отдыхай сама. Лучше скажи, что на ужин?
– Яичницу с овощами пожарю, – улыбнулась она, поставив корзину на лавку. – А ещё утром в городе достала кусок жирного мяса. Масла-то нет, вот на нём и зажарю. Попробуете настоящее мясо.
– Отлично, – обрадовался он, но тут же вскочил, хлопнул себя по коленям и бросил на ходу: – Я ненадолго, к закату вернусь!
Лариска дернулась, будто хотела схватить его за рукав, но он уже исчез за воротами. Она осталась стоять у калитки, тревожно всматриваясь в пустую улицу.
Учитель наблюдал за ней исподтишка и мысленно вздохнул: "Ты ведь собиралась готовить. Сколько ещё простоишь у ворот, переживая?" Сказать вслух он не решился.
Он знал: оба названных брата – и Лёха, и Ярослав – были не из тех, кого можно назвать слабыми. Скорее уж наоборот: где бы они ни появлялись, другим стоило бы держать ухо востро.
Тем более, что минутой раньше учитель заметил, как Лёха сунул себе за пазуху кухонный нож. Кухонный! Какой нормальный парень берёт с собой на улицу нож для шинковки овощей? И можно ли после этого назвать его обычным ребёнком?
Но Проныра действительно вернулся до наступления темноты. Учитель и Лариска так и не узнали, куда он уходил. На расспросы он только неопределённо улыбался, отмахивался и тут же переводил разговор в сторону, словно ни о чём особенном и речи не было.
Во дворе школы стояло три кривобоких деревянных домика. Один из них давно превратили в кухню: там вечно пахло дымом, чуть подгорелой похлёбкой и сушёными травами. В соседней комнате жил сам учитель – у него всегда было аккуратно, словно в его доме тишина держала порядок. А вот последнюю делили Лёха Проныра и Лариска.
Когда солнце скрылось за крышей, и вечерняя мгла наползла на двор, Лариска возилась с постелью для Лёхи. Она укладывала ему одеяло, а сама потом ложилась на голый пол, застеленный лишь тонким старым ковриком. Пол был ледяной – зима уже почти в дверь стучалась, и сырость ночами пробирала до костей. Но она никогда не жаловалась, будто считала это само собой разумеющимся.
В комнате слабо коптила керосиновая лампа, оставляя на потолке тёмные разводы копоти. Запах керосина смешивался с холодным воздухом, в котором чувствовалась приближающаяся стужа. Лариска, погасив лампу, вдруг нарушила тишину.
– Как думаешь, твой брат в безопасности? – спросила она шёпотом, словно боялась потревожить ночь.
Лёха, лёжа на постели, улыбнулся в темноте так, что зубы белым пятном блеснули.
– Не переживай, – сказал он уверенно. – С ним точно всё в порядке.
Лариска нахмурилась и приподнялась на локте. Она никак не могла понять, откуда у этого мальчишки берётся такая непоколебимая уверенность. Ведь вокруг – холод, нужда, люди злобные, опасности на каждом шагу. А он – как камень в реке: улыбнётся и ни на миг не усомнится в том, что всё будет хорошо.
– Лёха, я очень надеюсь, что ты больше не будешь убегать, – тихо сказала Лариска в полной темноте. Голос её звучал глухо, будто сама ночь впитывала каждое слово. – Иначе… что потом скажу твоему брату, если с тобой что-то случится?