Косой остался один, ошарашенно таращась на пустую крышу. Его дыхание сбилось, лёгкие горели от ветра и страха. А внизу, по улицам, уже катился гул: многочисленные отряды боевиков Консорциума Ланского слаженно и быстро шли в его сторону.
– Эй! – голос его сорвался на визг. – Вы, значит, просто уйдёте? Даже не подумаете взять меня с собой?!
Броневики ревели моторами, сапоги били в такт по асфальту, металлические детали оружия звенели в унисон. Картинка становилась всё мрачнее.
– Чёрт возьми, – выдохнул Косой, чувствуя, как к горлу подступает отчаянный ком. – Вам-то легко, вы оба сверхи, улетите хоть по воздуху, хоть сквозь стены! А обо мне хоть на секунду подумали? Нет?! Да, он опять забыл, что сам тоже уже точно сверх. Потом оглянулся на стремительно приближающиеся ряды и хотел то ли рассмеяться, то ли разрыдаться.
– Грандиозная афера… – выдохнул он, понимая, что оказался пешкой, брошенной на поле боя, где все играют в свои игры, а его жизнь никого не волнует.
Честно говоря, Косой и представить себе не мог, что Любовь Синявина и Ярослава Журавлёва окажутся заодно в такой авантюре. Даже покушение Журавлёвой на Владимира Ланского потрясло его меньше, чем сама мысль о том, что эти две девушки действуют в паре.
В голове сразу всплыл момент их первой встречи: тогда он просил заменить Валентина Бастона кем-нибудь другим для экспедиции. И именно тогда Любовь Синявина бросила быстрый, почти незаметный взгляд на Журавлёву. Никто, кроме Косого, этого не уловил.
Позже, когда вся компания сидела у костра и доедала рыбу, Ярослава протянула кусок Любе, словно заботилась о ней. А однажды, когда на Любовь кто-то начал наезжать, Журавлёва шагнула вперёд без колебаний, встав грудью за подругу, так сказать.
Тогда Косой подумал: ну, солидарность – бабы друг за друга держатся. А выходит, всё было куда хитрее. Они знали друг друга заранее, готовили почву и теперь разыгрывали целый спектакль!
Они, конечно, не раскрывали всех деталей своей игры, но и того, что было, хватило, чтобы обвести вокруг пальца и его, и Станислава Хромова, и даже Людвига Булавкина.
Любовь Синявина выглядела самой обычной девушкой. Привлекательной… настолько, что он, зная кто такой в сравнении с ней даже в голову не брал её как цель, чего не скажешь про Журавлёву. Но и там пролетела птица обломинго. Люба, хрупкая, тихая, почти незаметная. Но в то же время, когда сотни солдат частной армии падали в мясорубке, она сумела дойти до самого конца. Разве это не должно было насторожить? Улики валялись прямо под ногами, только он, идиот, их не замечал. А теперь, после всего увиденного, пазл сложился, и каждый обрывок картины ударил в голову, словно тяжёлый булыжник.
Грудь сжала злость и досада. Косой наблюдал, как плотная тёмная масса войск надвигается на него, словно волны чёрного моря. Он был слишком беспечен, слишком увлёкся!
Да, пословица не врала: чем красивее зверь – тем он опаснее. И в этом мире правило оказалось не менее справедливым, чем на пустошах.
А ведь держали они рядом Булавкина не просто так. Его присутствие прикрывало Любовь Синявину, будто маска, отвлекало внимание. Она сама помогла Журавлёвой вычислить, где прячется Владимир Ланский, и даже выиграла ей несколько бесценных секунд.
Единственное, чего они не просчитали, – то, что у Ланского окажется в окружении сверх, готовый отдать жизнь ради хозяина. Но что такого особенного в Ланском, что даже сверх держится при нём, как верный пёс? Этот вопрос жёг мозг.
В этот момент заржавевшая железная дверь на крыше с грохотом вылетела от удара. Воздух наполнился запахом ржавчины и пыли, металл звенел, как колокол. Косой резко поднял пистолет и, не целясь, открыл огонь в сторону силуэта, заслонившего проход. Пальцы скользили по холодному металлу рукояти, сердце било в висках.
– Чёрт! – сорвалось у него, когда он понял, что времени остаётся всё меньше.
Не прошло и секунды, как на крышу, прорываясь через обломки, выскочил Семён. Его тяжёлые шаги отдавались эхом, а глаза горели фанатичной решимостью. Увидев Косого, он тут же вскинул оружие. Но поймать того на прицел оказалось задачей почти невыполнимой – скорость Ярослава была такой, что Семён только дергался, не поспевая за его рывками.
Внизу, на улицах разрушенного города, чёрные отряды в мундирах текли змеиными колоннами. Их шаги и лязг оружия сливались в ритмичный, зловещий гул, словно сама земля отзывалась на их наступление. Они сжимали кольцо, и ждать больше было нельзя.