У Косого складывалось впечатление, что таких, как они, совсем немного. Но его сила была иной – куда более опасной. Он мог копировать способности других. Как это оценить? Сила, которая превращает тебя в зеркало для чужих талантов... Сокровище или проклятие? Ярослав сам не знал.
Он понимал: стоит Консорциуму Потанина прознать об этом – и его ждёт не свобода, а золотая клетка. Или, что ещё хуже, лабораторный стол, где будут резать и смотреть, как устроен этот феномен.
Пробираясь сквозь ночь и запах сырого мха, Ярослав думал: сколько же таких "сверхов" бродит по этому миру? Может, десятки? Сотни? Но чем глубже он размышлял, тем яснее становилось – их не так уж и много. Всё внимание тянули на себя Уральские горы и сам Владимир Ланский.
И вот когда лес разнесло его рычание, пронзительное, как раскат грома, Семён, что крался неподалёку, вдруг ощутил, как сомнения покидают его. Голос Косого бил по нервам, как удар молота по наковальне.
Семён резко включил рацию, и его слова, искажённые электрическим треском, пошли по каналам:
"Предыдущие данные неверны. Цель – не Косой. Цель – Станислав Хромов!"
По ту сторону линии послышались сдавленные возгласы, мат, кто-то выругался сипло и зло. Всё строилось на песке: охота велась не за тем человеком.
Они ошибочно решили, что перед ними Ярослав Косой, лишь потому что полагали: как человек из беженцев, он должен быть куда больше заинтересован в золоте, чем кто-либо другой. Но прямых доказательств у них не было. Никто из них и в глаза-то Косого никогда не видел. Даже если кто-то и сталкивался раньше с Ярославом или Станиславом Хромовым, то распознать их сейчас было бы невозможно: лицо Косого было перепачкано грязью так, что его черты утонули в слое засохшей пыли и копоти. К тому же он носил военную форму – такую же, в какой щеголял и Хромов.
Консорциум Потанина располагал сведениями: Хромов умеет создавать своего теневого клона, и тот был поистине грозным бойцом, способным даже останавливать пули. Но клон, вызванный Косым, выглядел иначе – не серым, как описывал его Людвиг Булавкин, а густо-черным, будто сгусток ночи. Семён, наблюдавший за происходящим, списал это различие на игру света: мол, днём, под солнцем, он наверняка проявил бы привычный серый оттенок.
И вот прозвучали слова, которые потрясли всех: Ярослав Косой, выпрямившись во весь рост, громко и отчётливо бросил вызов:
– Станислав Хромов к вашим услугам! Кто осмелится бросить мне вызов?
Солдаты Консорциума на миг растерялись, решив, что перед ними безумец, готовый к схватке насмерть. Но не прошло и нескольких ударов сердца, как "Хромов" развернулся и дал стрекача!
Прогремели выстрелы. Пули, свистя, рвали воздух рядом, но не задели его. Косой понимал – это не его ловкость спасла и не промахи стрелков. Это сработала сила Проныры, чьё желание защищало его, вытягивая удачу на поверхность, как нитку из клубка.
Косой нахмурился: "Как там Лёшка? Держится ли?" – мелькнуло в голове. Он понимал: пора убираться прочь, пока не угодил в лапы Консорциума.
Выбежав метров на сто, он внезапно спохватился: "Чёрт! Я же клон оставил!"
И действительно – его тень бушевала среди солдат. Он даже не направлял её удары в смертельные точки – заставил лишь обрушивать тело, подобное тарану, на врагов. Каждый её удар ломал кости и сбивал людей с ног.
Сила самого Косого была сопоставима с тремя взрослыми мужчинами. Тень же обладала удвоенной мощью – её хватало, чтобы сокрушить любого, кто попадался под руку.
В окружении, созданном войсками Консорциума, чёрная тень металась, словно одинокая лодка в бурном море, принимая на себя десятки ударов и не думая исчезать. Солдаты смотрели на неё с ужасом – им казалось, что вот-вот она растает, но клон не сдавался, будто питался неведомой силой и мог сражаться без конца, несмотря на раны и кровь.
Косой рванулся к нему, а тень, прорываясь сквозь толпу, шла прямо навстречу – как грохочущий поезд, сминающий всё на пути.
Он вспомнил: чтобы слиться с тенью и вновь вобрать её силу, необходимо, чтобы клон вернулся в его тело. И вот тот врезался в Ярослава, растворяясь в нём.
Тело обожгла боль. Словно каждое ребро, каждая мышца получила те же увечья, что и тень. Косой с трудом сдерживал крик – он ощущал эти переломы и ссадины так же отчётливо, словно они принадлежали ему самому. А ведь солдаты ещё и прострелили клону плечо и бок.