Слова о еде разлетелись по толпе, как запах свежего хлеба. У каждого в животе заурчало громче шагов, и мысли о безопасности на миг уступили место первобытному желанию – утолить голод. После долгого изнуряющего бега все чувствовали себя выжатыми досуха, и надежда на кусок хлеба или горсть овощей звучала почти как обещание рая.
– Теперь, когда крепости больше нет, может, вернёмся на свиноферму и зарежем свиней? – сказал кто-то, облизывая пересохшие губы. – Всё равно там уже некому нас остановить.
– Интересно, все ли бабы в крепости такие же красивые, – пробормотал другой, ухмыляясь. – Я Любку Синявину видел пару раз… ух, краля! Теперь-то, коли в крепости беда, можно будет….
Косой скосил глаза на говоривших. В его взгляде было презрение и холод. Эти уроды даже не скрывали, что считают себя вне опасности – будто всё страшное осталось позади. Смешно. И мерзко.
Они болтали, как будто сотни мёртвых, оставшихся в городе, их не касались. Будто смерть соседей – лишь шум за окном. Большинство беженцев из города такими и были: ожесточённые, озлобленные, привыкшие жить по принципу "лишь бы меня не тронули". Никто не оплакивал погибших, никто не думал о том, что кто-то только что потерял родных.
И, честно говоря, им было бы плевать и на смерть "важных людей" в крепости. Многие, если копнуть глубже, так вообще радовались бы – втайне желали, чтобы сильные и богатые тоже легли в землю.
Только те, кто потерял близких буквально несколько часов назад, выглядели по-настоящему убитыми. Они шли с пустыми глазами, словно внутри всё перегорело.
Из четырёх сотен беглецов почти половина были женщины. Они теперь смотрели на мужчин совсем иначе – настороженно, с тревогой. Многие только что осиротели или овдовели, и каждая понимала: опасность теперь может прийти не только извне.
– Ярослав, может, пойдём на шахту и хоть немного передохнём? – с беспокойством спросила Лариска, хватая его за рукав.
Косой покачал головой:
– Нельзя нам с ними держаться. Ночью, когда будем отдыхать, беда всегда первым делом идёт на шумную толпу. А ещё хуже – эти же люди могут обернуться для нас бедой.
Лариска даже вздохнула с облегчением.
– Правильно. У нас есть своя еда, не переживай. Я слишком хорошо знаю этих подольских. Им доверять – всё равно что сесть к волку в зубы.
– Верно, – кивнул Косой. – Толпа – не защита, а обуза.
Он бросил взгляд на Лёху:
– Спрячь ствол.
Проныра молча кивнул и убрал пистолет под куртку. В городе Косой стрелял, когда пришлось убрать соглядатаев, и хоть там был хаос, слух о выстрелах всё равно мог дойти до лишних ушей. Лишнее внимание сейчас не нужно. Люди могли и не рискнуть отнять оружие, но попытаться подстроить ловушку – это запросто.
– Работяги на заводе, может, и не знают, что город пал, – тихо сказал Косой. – Почувствовали землетрясение – да. Но что крепости больше нет, им знать неоткуда.
Мысль тревожила его. Очаг подземного удара был в горах Урал, волна шла на сотни километров. В голове невольно вертелся вопрос: не развалились ли вслед за 334-й крепостью и соседние – 333-я и 289-я?
Ближе к полудню колонна выбившихся из сил людей вышла к шахте. И тут их встретила новая картина: корпуса шахты и общежития рухнули, будто из глины слепленные. Меж развалин копошились рабочие – управляли экскаваторами, выдёргивали балки, разгребали пыльные завалы.
Когда они заметили приближающуюся толпу, то замерли в недоумении. А услышав, что крепости больше нет, так и вовсе остолбенели. В воздухе повисла тягучая тишина. Для них рушился смысл всей работы. Ведь если крепость в руинах – кому теперь нужен этот песок, кому нужны станки и добыча?
Большинство беглецов, едва добравшись до территории шазты, попадали прямо на землю. Камни больно врезались в колени, руки дрожали, дыхание сбивалось, будто в грудь насыпали горячего песка. Люди были настолько вымотаны, что даже страх перестал толкать их вперёд. Решили: хоть здесь, возле развалин пердприятия, можно передохнуть – вон и рабочие остались, значит, еда какая-никакая будет.
Кто-то поначалу тянулся за Ярославом Косым, но, увидев, что основная масса осела на месте, замедлил шаг. Толпа всегда казалась надёжней – пусть даже толпа испуганных и озлобленных. В итоге с присоединившимися рабочими число людей выросло до шести сотен душ.
Ярослава это не тронуло – он и не оборачивался. Лишь вскинул голову к небу: солнце уже клонится, оставалось часа два, может три до темноты. Для него этого времени хватало, чтобы ещё оторваться подальше от суетливой толпы.