– Те, кто жить хочет – ноги в руки, и без отговорок!
Толпа рванулась разом. Люди, едва поднявшиеся с земли, срывались в ту сторону, куда ушёл Косой с Лёшкой Пронырой и стариком Ваном. И тут же в их памяти всплыло то липкое, парализующее чувство ужаса, которое они пережили, когда впервые столкнулись с жуками-лицехватами.
Всего месяц назад стая волков уже разнесла в клочья шахту. После того кровавого побоища надзиратели из Крепости 334 выгнали туда беженцев – хоронить мёртвых. Те, кто вернулся живыми, долго не могли говорить: запах сырого мяса и прелой крови стоял такой, что выворачивало наизнанку даже привычных к трупам. Ни одного целого тела. Каждое – разодрано в клочья, кости выпотрошены, плоть перетёрта клыками. С тех пор у любого беженца при слове "волк" по спине пробегал холодный липкий пот.
Но страх не прибавил сил. Напротив – чем быстрее они пытались бежать, тем сильнее вязли ноги, тем больнее кололо в боках и ломало суставы. Казалось, воздух вокруг стал вязким, как смола, и каждый шаг давался ценой адских усилий.
А в это время, далеко впереди, у маленького костра сидел Ярослав Косой. Он подбрасывал в огонь сухие ветки, и пламя облизывало чугунок, подвешенный над жаром. Костёр трещал, и с каждой искрой в ночи становилось теплее. Косой лениво отрезал ножом два кусочка копчёного мяса, что заботливо припасла Лариска Юдина, и швырнул их в кипящую кашу. Оттуда тут же пополз густой аромат копчёной свинины, вплетающийся в запах дымка.
Слюна моментально наполнила рот, желудок предательски заурчал. Даун, сидевший напротив, не сводил глаз с кастрюли. Его взгляд был полон тоски и голодной злости, словно он готов был съесть не только кашу, но и сам чугунок, и даже руку, что её мешала.
Косой окинул взглядом сидевших у костра и сказал негромко, но с твёрдой интонацией:
– Не сидите как дохлые мухи. Разминайте мышцы, растирайте ноги и руки. Завтра нам опять придётся бежать, и поверьте, будет куда тяжелее.
От котелка, покачивавшегося над огнём, тянуло густым мясным запахом. Дымок, смешанный с ароматом копчёного, щекотал нос и вызывал у всех зверский аппетит.
– Как же вкусно пахнет…, – протянул Лёха, шумно втягивая носом воздух.
– По дороге подобрал дикий кориандр, – сказал Косой с лёгкой улыбкой, держа в руках пучок зелени. – Разотрем его и бросим в кашу – будет ещё ароматнее.
Обычный горожанин вряд ли бы узнал эту траву: привычный пряный саженец, что продавали на рынке, здесь вымахал выше колена, почти до пояса. Листья шершавые, пахнут резко, терпко – будто сама земля сохранила в них дыхание весны.
Даун сразу поморщился, скривился и надулся:
– Фу! Я эту гадость не ем!
Косой приподнял брови:
– Ты серьёзно? Кориандр – трава ароматная, на вес золота. С какой радости тебе он не по душе?
"Ещё этого урода уговаривать… будет выделываться, вообще хрен что получит"
– Да он же воняет клопами! – выдал Даун, зажмурив глаза. – У меня от одного запаха выворачивает! Как вы только это жрёте?
Ярослав задумчиво посмотрел на зелёный пучок, поднёс к лицу и с деланным интересом произнёс:
– Может, всё дело в том, что я ни разу не ел клопов?
Даун выпучил глаза, растерянно заткнулся и после секунды выпалил:
– Да тоже их не ел, ясно?! Я что, псих какой-нибудь?
Старик Ван тяжело вздохнул и шлёпнул сына по затылку, после чего зачерпнул половник каши и протянул ему. Но порция была маленькая – жидковатая похлёбка без единого кусочка мяса.
– Если уж тебе так хочется кориандра – клади его. Но брось ты издеваться над моим сыном, – сказал старик Ван, не поднимая глаз.
– Старик Ван, – сказал он уже серьёзно, – я помню, как ты тогда встал за Лёшку и Лариску. И не забыл, что всегда относился ко мне по-доброму, особенно когда приносил в город свой улов. Так что не будь таким уж скромным – мы все теперь в одной лодке.
Но твоего ублюдка доведу до крепости и брошу, тварь неблагодарную. Ишь вырастил всего такого из себя. Тут бы не сдохнуть, а он выкобенивается. Лариска достала из сумки ещё несколько металлических мисок – скособоченные, но крепкие. Металл быстро прогревался от горячей каши, и каждый с удовольствием держал посуду ладонями, греясь в промозглом воздухе. Пар поднимался, щекотал лица, в тёмной степи всё это выглядело особенно уютно. А утырок по-прежнему хлебал пустую кашу. Даже его отец не захотел позориться с этим зажравшимся скотом.
Когда-то Косой частенько приносил старику Вану воробьёв. Для вида он торговался, намекал, что может сдать птицу в лавку корейца Ли – мол, там платят дороже. Но правда заключалась в том, что у того воробьёв брали по четыре с полтиной косаря, и Косой знал об этом наверняка. Ван же, бывало, выкладывал до шести штук рублей – и даже не морщился.