Воздух задрожал, земля передавала вибрацию на ноги. Звук становился всё ближе, словно железное чудовище пробиралось через пустошь, неся за собой дым и запах горячего масла.
Через несколько секунд до Косого дошло: это не случайность. Это – грузовики и джипы тех, кто удирал из крепости 334. Очевидно, дорога на восток у всех одна и та же, и теперь беглецы на машинах шли тем же путём, что и они.
Сколько их было? Пять? Десять? А может, целая колонна? Ярослав не знал и не мог пока понять, но одно было ясно: машины означали и надежду, и смертельную опасность одновременно.
Глава 17
Когда на линии горизонта, едва различимой в дрожащем мареве пустоши, показались внедорожники и тяжёлые армейские грузовики Консорциума Потанина, у Ярослава Косого мелькнула мысль: может быть, именно эти машины и были причиной, по которой волчья стая не спешила бросаться на беглецов.
Рёв моторов приближался, будто сама земля под ногами начала гудеть. Ветер гнал к ним горьковатый запах горелого масла, дизеля и пыли. Ярославу не нужно было долго всматриваться – он уже слишком хорошо запомнил их эмблему за последние дни. Белый лист гинкго, вытянутый и чуть резной по краям, был начертан на дверцах и бортах. По слухам, изначально эмблема была другой, но то было ещё до катаклизма и даже до продажи основателем консорциума, родины. Но теперь это всё не имело значения. Было так, как было.
А про это дерево ещё недавно учитель рассказывал: мир пережил сотни миллионов лет, сгинуло бессчётное множество видов, но именно гинкго уцелел, каким был при ледниках, таким и остался. Сильнее прочих, древнее прочих. И Ярослав подумал тогда: не потому ли Потанин выбрал этот символ – как знак вечности, стойкости, вечного выживания?
Автомобили грохотали, как железные звери, перекрикивая вой ветра. Но когда колонна поравнялась с ними, стало ясно: она ничтожно мала. Всего три внедорожника и два военных грузовика – жалкая горстка, а не бригада.
"И это всё?" – нахмурился Ярослав. По словам Хромова, в бригаде Потанина числилось около четырёх с половиной тысяч бойцов. Где же они? Даже если грузовик набить под завязку, в него влезет человек пятьдесят. Значит, максимум сотня спаслась. Остальные?..
Ответ был страшен, и Косой это понимал. Он просто не решался произнести его даже мысленно.
На самом деле он недооценил размах катастрофы. Мало кто рассматривал крепость с точки зрения сейсмостойкости, даже её строители, возводившие её для защиты от диких животных и контроля территории. Он же, хоть и попаданец, тоже смутно себе представлял, какие постройки и как различаются по сейсмоустойчивости и насколько могут быть опасными для их обитателей вроде бы надёжные здания. И потому даже вообразить не мог, что рухнувший город из кирпича и бетона способен похоронить под собой целую армию. Ему просто не хватало опыта ни прежнего, ни тем более нынешнего – бедность обрезала воображение.
Земля содрогнулась так, что крепость буквально раскололась надвое – словно кто-то гигантской секирой ударил по её сердцу. Река, ещё недавно спокойная и широкая, вдруг обрушилась вниз сверкающим каскадом – там, где земля провалилась, образовался грохочущий водопад. Гул стоял такой, что уши закладывало, а в воздухе пахло сыростью и свежим камнем, только что вырванным из недр.
Это было голое, безжалостное проявление силы природы. Человеку тут было нечего противопоставить – только дрожать и смотреть, как рушится мир.
Кирпичные дома и бетонные коробки падали один за другим, превращаясь в облака пыли и груды щебня. Под ними исчезли тысячи жизней – никто уже не успел выскочить наружу. Смерть накрыла и простых людей, и солдат Консорциума Потанина. Самое страшное заключалось в том, что линия разлома прошла прямо через военную базу – казармы, склады, техника, всё оказалось разрубленным пополам, как ножом.
Лев Станиславович Ланский сидел в потрёпанном внедорожнике и шумно втягивал в себя ледяной воздух. Смешнее всего было то, что на нём сейчас были только пёстрые семейники – в момент удара он спал мёртвым сном и даже не успел толком понять, что произошло. Повезло лишь в том, что его казарма стояла низко, стены оказались прочнее других, и здание выдержало удар.
Зима не щадила никого. Внутри казарм и в машинах грели печки, но на голой пустоши не было ни кустика, ни обломка дерева – нечем было бы развести огонь, окажись они вне этих железных коробок.