Тишину разорвал сиплый крик ворона, взлетевшего с камня неподалёку. Ярослава Журавлёва и Хромов вскинули оружие, будто сама природа подала сигнал тревоги.
Косой присел на корточки и внимательно осмотрел тело. Запах сырой крови и тухлого мяса ударил в нос. Рядом стояли Любовь Синявина и Людвиг Булавкин – бледные как мел. Их вывернуло прямо на камни: рвотные брызги мгновенно впитались в сухую почву. Лишь отдышавшись, Синявина дрожащим голосом спросила:
– Тебе… не жутко?
Ярослав даже не поморщился. Его лицо оставалось каменным.
– Видел и похуже. Но вот что странно…, – он указал пальцем на живот покойника. – Монстр мог сожрать его внутренности, но гляньте на эти раны по краю. Слишком ровные, будто кто-то выкусил куски с хирургической аккуратностью. Ни одно животное в пустошах не оставляет таких следов.
Слова Косого повисли в воздухе. Даже Журавлёва и Хромов, много повидавшие на дороге, всё же переглянулись и присмотрелись. То, что он говорил, имело вес – Ярослав знал пустошь, как свои пять пальцев.
Станислав нахмурился. Лицо его передёрнуло, и он почти сорвался на крик:
– Чёрт! Это следы человеческих зубов!
Слова прозвучали как удар молота. У всех внутри похолодело. Журавлёву бросило в дрожь, а даже Косой, казалось, на миг задержал дыхание.
– Ты уверен? – спросил он, вглядываясь в Хромова.
– Абсолютно, – выдавил тот, стиснув зубы. – Меня в школе укусила за руку моя первая любовь, когда мы расставались. Я этот след запомнил на всю жизнь. Такие зубы ни с чем не спутаешь.
Мгновение все молчали, слышно было лишь, как вдалеке ветер свистит сквозь каменные расщелины и перекатывает по камням сухие листья. Запах смерти и сырой земли стал ещё тяжелее.
В итоге Косой сорвался, не выдержав напряжения:
– Какого черта ты об этом сейчас заговорил, когда у нас и так сердце в пятки ушло?
Голос его прозвучал громче, чем он хотел, и эхом ударился о сырые каменные стены ущелья. Пальцы дрогнули, будто хотелось вцепиться в что-то твердое, и только стальной приклад ружья в руках придавал ощущение хоть какой-то опоры. На висках проступил холодный пот, и Ярослав впервые за долгое время поймал себя на том, что ему действительно страшно.
Станислав Хромов тоже выглядел не лучше. В его голосе просквозило колебание, редкое для такого человека:
– Почему на теле вообще есть следы человеческих зубов?
Воздух вокруг будто стал гуще, тяжелее. Даже запахи сырости и прелой листвы, обычно неотъемлемые для горной ночи, вдруг стали давить на ноздри, словно в них поселился намек на гниль и что-то недоброе.
– Слушай, – Ярослав нахмурился, – а если тот, кто брёл ночью с цепями… был не тварь, а человек?"
Эта мысль, высказанная вслух, повисла, как скрип ржавой железной двери в полной тишине.
– Убираемся отсюда, – резко сказала Ярослава Журавлёва. – Встать в боевой порядок! Три человека – и каждый прикрывает свой сектор. Если что-нибудь шевельнётся – стреляем без предупреждений. Раз оно может тихо утащить труп, значит, к нам тоже подберётся, и мы даже не заметим!
Её голос прозвучал твердо и властно, отсекая панику, словно ножом. Она уже подняла автомат, двигаясь чуть впереди остальных, и глаза её светились странным холодным блеском, как у охотника, выслеживающего зверя в темноте.
– Э… а что это вообще – боевой порядок? – неуверенно спросил Ярослав.
В принципе-то он знал, по фильмам, но практического опыта не имел. Не служил в прошлой жизни, так что требовалось уточнение, что она такое имела ввиду. Так что он вовсе не пытался шутить – в его тоне не было и намека на иронию. Просто действительно не знал.
– Ты стой слева от меня! – коротко бросила Журавлёва. – Смотри в свой сектор и держи оружие наготове. Всё, что попадётся в поле зрения и покажется чужим – стреляй. Не думай, не жди.
Она больше ничего не поясняла – сейчас было не до лекций. Но в её голосе чувствовалась такая уверенность, что даже Хромов, обычно не уступавший в решительности, предпочёл молча подчиниться.
И никто не спорил – ни Ярослав, ни Станислав. Все понимали: они идут по тонкому льду. Ошибёшься шагом – и уйдёшь в бездну, из которой не выбраться. Жить хотел каждый. Но особенно – Косой, который впервые ощутил, что его собственное дыхание может оборваться в любую секунду.
Глава 3
Возможно, только потому, что всё это происходило днём, мне и другим удалось обойтись без настоящей смертельной опасности. Хотя тревога ни на миг не покидала – воздух будто сам давил на плечи, вязкий и тяжёлый, как перед грозой.