Не надо было гадать, о чём речь. Все они обсуждали его, с которым судьба занесла их в одну школу.
Ярослав уже привык к такому. В крепости отношение к беженцам всегда было тяжёлым – смесь жалости и презрения. В разговорах людей слышалось недоверие, будто чужаки могли принести не только бедность, но и заразу. Иногда ему даже казалось, что в городе, за стенами крепости 289, жизнь была свободнее, хоть и куда опаснее. Там под боком дышали пустоши – полные стаек волков, странных подопытных тварей и прочей дряни. Но всё равно – свободы там было больше.
Те, кто выжил в городах-убежищах в пределах крепости, едва ли понимали, сколько смертельных угроз таилось вокруг. Для них пустоши оставались дикой, пугающей, но далёкой загадкой. Вот и приходилось Ярославу, Лёхе и прочим терпеть колкие насмешки. Другого выхода не было – они ещё не нашли себе иного приюта, который мог бы сравниться по защите со стенами крепости.
После перемены все уже знали: Косой – чужой. Словно по щелчку, воздух в классе стал холоднее. Взгляды учеников – жёстче. Тепла в них не осталось. Некоторые парни, которые ещё утром думали протянуть руку и познакомиться с новеньким, теперь отшатнулись, пряча за улыбками растерянность и неловкость. Туповат и трусоват оказался в школе народец.
К тому же влиятельные консорциумы подливали масла в огонь. Они годами вбивали людям в головы простую мысль: за стенами живёшь – низший сорт. Чтобы никто не смел им сочувствовать, распространяли слухи: мол, пришлые "заражены", "грязные". Удобный предлог, чтобы отказывать им в убежище и тем самым снимать с себя ответственность.
– Я бы и рад пустить жителей подола внутрь, – говорил кто-нибудь из горожан, – да ведь все они заражены. Пусти – и вся крепость под угрозой.
Такие речи люди здесь слушали ежедневно и почти уже не замечали. Самого Ярослава это не сильно тревожило. Конечно, ему хотелось завести друзей, но он не собирался никому навязываться. С Лёхой они и так всегда держались вместе, плечом к плечу. Во всяком случае, пока. Что о них думают – да какая разница? Главное, выжить.
В тот же день, едва прозвенел звонок, Ярослав закинул за плечи свой потёртый рюкзак и вышел из класса. Домой он не спешил – куда важнее было не потерять из виду Ярославу Журавлёву.
В памяти всё ещё стояла та ночь в уральских горах: холодный воздух резал лёгкие, когда он впервые увидел, как она достаёт из пустоты снайперскую винтовку. Хребет словно пробежала дрожь. Если позволить ей опередить себя и первой занять укрытие – конец. Там он понял, что с ней нельзя расслабляться.
Он был уверен: Журавлёва попытается его убрать. Стоило ему рассказать Леву Станиславовичу Ланскому, что она пробралась в 13-ю старшую школу, – её план накрылся бы медным тазом. И мало того – беда пришла бы и к тому, кто помог протащить её сюда.
Ярослав подозревал, что Консорциум Потанина всё ещё имел длинные щупальца даже в этой крепости. Узнай они про Ярославу – и Владимир Ланский, и сам Ланский-старший ухватились бы за шанс избавиться от угрозы.
Он вышел из класса – и случайно заметил её. Журавлёва покидала соседнюю аудиторию. На её лице мелькнула короткая, тёплая улыбка, спрятанная под козырьком кепки. Но вместо выхода из школы она вдруг повернула в другую сторону – наверх, к лестнице, ведущей на крышу.
Крыша после уроков пустела, становилась тихой, почти чужой.
Ярослав нахмурился: что она там задумала?
Тем временем ученики толпами высыпали из здания. Была всего-то пять вечера – время, когда школьный двор оживал: где-то грохотал мяч по асфальту, в другом углу раздавался весёлый топот ног – мальчишки играли в футбол.
Ярослав на секунду задержался и задумался: а каково это – видеть всё это с другой стороны стены? Беженцы, умирающие от голода и страха, даже не подозревают, что здесь, за крепостными стенами, подростки спокойно смеются, гоняют мяч, строят планы на завтра.
Выходило, что стены защищали не только от зверья и дикой природы. Они скрывали правду – насколько сытой и уютной может быть жизнь внутри.
И всё же Ярославу казалось, что в этом есть какая-то кривизна. Словно сама недавняя катастрофа подтолкнула людей ещё сильнее тянуться к комфорту, к радости – лишь бы забыться, лишь бы жить так, будто беды не существует.
В потоке школьников, шумно высыпавших на улицу, две фигуры выделялись словно тёмные стрелы против течения: Ярослав Косой и Ярослава Журавлёва двигались наверх, к крыше. Все остальные спешили к воротам, и никто не обратил внимания на то, что двое выбрали дорогу в противоположную сторону.