– Да не, – ухмыльнулся тот. – Я им сказал, что помогу победить зло.
– Что?! – у Ярослава чуть глаз дёрнулся. – Ты что, показывал им свою силу?!
– Учитель, ну вы же сами запретили! – торопливо заговорил Чудило, заметив, как тот побледнел.
Косой с облегчением выдохнул, плечи чуть опустились. Он уже представил, как по лавке ломятся люди из всяких тёмных организаций, заинтересовавшись Чудилом.
– Ладно. Тогда как же ты всё это добыл?
Тот задумался, моргнул несколько раз, и невозмутимо выдал:
– Забрал силой.
У Ярослава дар речи отнялся. Он даже вспоминать не хотел, что именно он когда-то подал парню мысль просить милостыню у беженцев, когда все шарахались по улицам. Похоже, Чудило понял это по-своему. Для него "просить" и "отобрать" – одно и то же.
Ярослав уже видел, как в лавку врываются громилы из отдела порядка, заковывают Чудило и тащат в каталажку. Ведь кто знает – то ли он побирался, то ли грабил людей.
– Слушай, – сказал Косой, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо, – пока лучше сиди дома и не высовывайся.
– Почему? – удивился Чудило.
– Во-первых, с едой у нас теперь всё нормально, – махнул рукой Ярослав. – А во-вторых, тебе надо вести себя… ну, спокойнее.
– Учитель, ну так нельзя! – насупился Чудило. – Дома тоска смертная. У полухряка и у остальных хоть есть занятия, а я как лишний!
Ярослав почесал виски. Голова гудела от этой дилеммы.
– Ладно. Но если уж выйдешь – никакой милостыни. Понял?
– Понял, – серьёзно кивнул Чудило. Для других его слова могли быть пустым звуком, но слова Учителя он принимал, как клятву.
И всё же тревога не отпускала Косого. Ярослава Журавлёва недавно намекала, что на Чудила могут положить глаз разные группировки. Так что надо их опередить и сдать его кровь в Контору "Дерипаски"
В этот момент дверь заскрипела, и в лавку вошла Лариска. Щёки её пылали от ветра, на лбу блестели капельки пота. Она помахала Ярославу рукой:
– Косой! Иди-ка сюда, посмотри, что я тебе приперла.
И, тяжело дыша, выволокла во двор велосипед. Настоящий, с блестящими спицами, с пахнущей свежей резиной покрышкой. Никто не понял, где она умудрилась его раздобыть.
– Лариска, ты с ума сошла? Такая штука дешёвой не бывает! – изумлённо выдохнул Ярослав.
– Всё нормально! – улыбнулась она, как ребёнок, получивший подарок. – У меня свои сбережения есть. А тебе на нём до школы – милое дело!
Она протащила велосипед на задний двор, колёса звякнули по камням. Тут подскочил Лёха, тронул раму и хмыкнул:
– И как на этом держаться? Два колеса всего, да ещё узкие… не завалиться бы.
– Кто-нибудь умеет ездить? – спросил Ярослав, чувствуя, как в груди зарождается странное любопытство.
Хотя сам конечно умел, но как об этом сказать когда не можешь объяснить где научился. Так что придётся для начала прикидываться неумехой. Все переглянулись. Старик Ван только развёл руками, Лариска покачала головой.
Косой попробовал прокатиться сам. Сел – холодный металл седла врезался в ноги, руль дрожал, словно его трясло лихорадкой. Стоило оттолкнуться, как велосипед тут же завалился набок, и Ярослав с ругательством вскочил на ноги. В общем, для начала представление получилось
Народ вокруг засмеялся, а он сам лишь подумал, что придётся завтра идти к Ульяне или Журавлёвой – может, кто из них знает, как эта штука вообще работает. Короче, нужна легенда.
***
На следующий день, едва Косой вошёл в класс, его словно окатило холодным душем – атмосфера в комнате была на редкость странная. Ещё секунду назад одноклассники гомонили, переговаривались, кто-то даже хохотал, но стоило ему переступить порог – и все разговоры будто ножом отрезало. Воздух повис густой тишиной, и только скрип его шагов по паркету резал уши.
Ярослав прошёл к своему месту, где всё лежало так же, как и вчера: затёртая парта, стопка тетрадей, ручка с обломанным колпачком. Он уткнулся носом в книгу, делая вид, что ничего не заметил. Вчера он попросил старика Вана раздобыть ему учебники за 10 и 11 классы – раз уж он не поспевает за учителем и сам нихрена не помнит, чему учился в прошлой жизни в школе, придётся начинать с азов и учиться самому. Бумага учебников пахла типографской краской и пылью, и этот запах странным образом успокаивал.
Но всё же ощущение чужой, напряжённой тишины не отпускало. Казалось, все вокруг знали, что должно случиться, и только он один оставался в неведении. И это "что-то" явно не сулило ему добра.
После обеда в расписании было четыре урока: русский язык, география, математика и физика. На русском он кое-что улавливал, хотя писал заметки коряво и медленно. Но математика и физика – это было чистое мучение. Формулы сыпались на него, как град по крыше, грохотали в голове и не оставляли ни малейшего следа.