Но чем дальше вглубь страны, тем страшнее становилось. Говорили, что в Крепости 178 – легендарной, окружённой лесами и топями, кишащими чудовищами — каждый год десятки, если не сотни жизней гасли в попытках отбить у зверья хотя бы пару километров земли. Это был край, где страх был вечным соседом.
А Крепость 334? Её называли внутренней территорией. Здесь было спокойнее, тише. Опасность будто бы осталась за границей. Но, как знал Ярослав Косой – парень с головой, не обременённой иллюзиями, – даже в таком месте хищники водились. Только теперь – не волки и не медведи, а люди.
Он помнил ту стаю волков, что напала на них у восточных развалин. Серые тени, быстрые, как тень заката. Они были опасны, да. Но их можно было победить.
Так почему тогда вокруг таких мест, как Крепость 334, всё ещё стояли эти гигантские стены, словно отгораживающие не только от зверей, но и от самой мысли о свободе?
- Потому что пока снаружи есть угроза, – раздался позади голос, мягкий, с характерным прокуренным хрипом. – Беженцы будут зависимы от крепости. А это – бесплатная рабочая сила.
Ярослав обернулся. Перед ним стоял всё тот же учитель, человек с повадками философа и глазами прожжённого жизнью наставника. Он улыбался, почти по-доброму, но во взгляде было что-то хищное, настороженное.
- Думаешь, руководители этих мест не могут справиться с теми волками? – продолжал он, – Да у них оружия – горы. Взрывчатки, патронов, пороха... Запасов хватит на полвойны. Но зачем им уничтожать то, что удерживает людей в страхе?
Ярослав нахмурился. Это было… ново. И понятно. Он привык думать, что опасность - это враг. А тут ему открывали глаза на нечто большее. И говорили, что это инструмент. М-да, всё, как и везде и во все времена.
- Если стену сломать, – продолжал учитель, – то исчезнет и власть. Ты сам подумай: кто будет работать за миску супа, если поймёт, что может уйти и построить свою жизнь без господина над собой?
Он вдруг резко оборвал речь и направился вглубь помещения, переодеваться.
Ярослав, немного подумав, громко окликнул:
- А зачем вы меняете одежду? Ваша-то чистая, как новая.
Старик задержался в дверях. Подтянул ворот рубахи, поправил пиджак.
- Пропиталась дымом, – сказал он. – Ученики могут почувствовать. А мне не нужно, чтобы их внимание сбивалось. Им и так тяжело.
Лёшка Проныра, что до этого времени молча сидел в углу, скрестив ноги и сосредоточенно разглядывая воробья, чучело, естественно, поднял голову. Он всегда с уважением относился к учителю. Но в этот момент Ярослава охватило неожиданное чувство.
Он тихо пробормотал, почти про себя, но достаточно громко:
- Значит, мне можно нюхать твой дым, да? Не заметил, чтобы ты просил меня отойти…
Ерофей, не оборачиваясь, махнул рукой:
- Потеряйся.
И вдруг — словно удар молнии – в голове Ярослава раздался холодный, звенящий голос.
Никаких эмоций. Только приказ:
Квест: жажда знаний никогда не навредит. Вы должны учить других людей всему, чему научились.
Он замер.
Сначала даже не понял, что это значит. Учить? Его? Он, конечно, не был полным дураком. Умел многое: ловить зверя, ставить капканы, варить топлёный жир, читать по губам, говорить с полуслова. Но учить? Это же не к нему…. Или ко мне?
Он посмотрел на Лёшку, который снова склонился над воробьём.
"Может, начать с малого?" – мелькнуло у него в голове. А что, если...
***
Во второй половине дня, после уроков, когда жара слегка спадает, а солнце клонится к закату, ученики, как всегда, начали потихоньку расслабляться, скидывать напряжение, накопившееся за день. Кто-то грыз карандаш, кто-то зевал украдкой, а кто-то уже мысленно перебирал, чего бы поесть дома, если повезёт.
И тут, будто из ниоткуда, в дверном проёме появился Ярослав Косой – долговязый, чуть неуклюжий парень лет семнадцати, уже с мужицкими плечами, но ещё с подростковой неуверенностью в глазах. Он сильно выделялся на фоне ребят – по возрасту, по походке, по тому, как молча стоял в дверях, будто не знал, зайти или нет.
Ученики оживились, зашушукались, начали оборачиваться. Некоторые откровенно уставились, кому-то стало смешно – ну, представьте, в ваш класс вдруг заходит взрослый парень, как будто заблудился.
Стук. Ещё стук. Учитель, терпеливо, но настойчиво постучал костяшками пальцев по деревянной доске – старой, поцарапанной временем, с блеклым меловым следом. Он всегда был спокоен, но, когда класс гудел, словно улей, и не слушал, его хмурый взгляд мог остудить любого.
Когда тишина всё же воцарилась, он заговорил: