Когда Ярослав вернулся к себе в хибару, первое, что услышал – зловещий шёпот соседей о новом несчастье. Говорили, будто рабочего с шахты кто-то подкараулил на обратном пути и перерезал ему горло. Говорили, что мужик копил деньги – не в банке, конечно, а в матрасе. Вот и решил кто-то, что лучше деньгами пользоваться будет он. По мне так бред этот слух. Что им мешало просто украсть деньги с матраса. Не таскал же он его с собой, как я котёл.
В таких местах, как этот подол, доверие стоило дороже золота. Люди сбивались в пары и тройки – не по любви, а по необходимости. Спать по очереди, охранять друг друга, меняться постами у двери, лишь бы не сгинуть ночью. Так и появились такие союзы, как у Ярослава и Алексея Проныры. Словно волки в стае – не потому, что лучшие друзья, а потому что иначе сожрут.
Но порой случалось и страшнее. Иногда опасность исходила не снаружи, а изнутри. Из той самой "стаи". Предатель мог оказаться тем, кому доверил спину. Таким, кто под шумок вонзит нож, если сочтёт, что это выгодно. Но такие долго не живут. Один раз ударишь – и весь город запомнит. В одиночку здесь не выжить. А когда тебя сторонятся даже крысы, становится совсем тяжко.
Ярослав, войдя в свою халупу, первым делом уселся на корточки у грязной стены и начал снимать тряпичную повязку с руки. Вспухшая, покрасневшая кожа говорила сама за себя – инфекция. Всё-таки подцепил. Но шанс что организм сам переборет заразу ещё оставался, но уже гораздо меньший, чем вначале. Рана, похоже, начала гноиться. Он поморщился, но продолжил аккуратно, не торопясь. Однако, завидев входящего Лёшку, быстро замотал руку обратно, будто ничего и не было.
- Слушай, Косой, как там твоя лапа? – озабоченно спросил Лёха, сбрасывая с плеча свой рюкзачок из мешковины.
- Всё норм, – буркнул Ярослав, стараясь говорить спокойно.
- Да ну тебя, – пробормотал Алексей, хмурясь и подходя ближе. – Дай посмотреть, чего ты врёшь, а? – он потянулся к повязке, но старшой резко отдёрнул руку.
- Я же сказал – нормально! – отрезал он, и в голосе прозвучала жёсткость, за которой скрывался страх.
- Ну ты и упрямый…, – Лёха всплеснул руками. – Если станет хуже, то схожу за лекарством. Сколько там оно стоит, сто рублей? Плевать.
- Брось. Не надо. – Ярослав тяжело вздохнул. – Обещаю, не стану играть с жизнью.
Он говорил правду. Потому что не конченый псих. И понимал, что каждая, даже самая мелкая рана – это потенциальная смертельная угроза. Здесь не было больниц, или надежды. Были только антибиотики, но редко и дорого, и они не всесильны. Только грязь, кровь и собственная осторожность. Даже в дикой природе хищник, получивший рану, предпочитал затаиться, выжидать, зализывать. Потому что раненый – значит мёртвый.
И если даже звери понимали это, разве мог он, человек, не понимать?
- Э-э, брат, смотри-ка… – голос Лёшки донёсся из-под шаткого табурета, на котором он только что стоял, пытаясь поправить замызганную штору. – Под стулом картошки две. Тьфу ты, три! И… постой… таблетки! Три штуки! Слушай, они ж вылитые те самые, противовоспалительные, что мы сегодня в аптеке смотрели, помнишь? По двадцать рублей за штуку…
Он вылез из-под табурета, держа в ладони грязноватую картошку и завёрнутые в бумажку таблетки, и посмотрел на Ярослава в предвкушении.
- Это ты сюда их сунул? – недоверчиво спросил Косой, прищурившись.
- С чего бы мне? – пожал плечами Проныра. – Я ж сам только что нашёл.
Ярослав присел, взял одну таблетку, поднёс к глазам. Криво усмехнулся.
- Ну да. Они самые… Противовоспалительные. Пятьдесят рублей, как с куста.
- Слушай, это, наверное, Ла… тьфу, то есть, Лариса Петровна их принесла, – догадался Лёшка. – Я ж ей вчера болтнул, что ты рану залечиваешь. Только она и знала.
Он протянул другу одну из картошек, сам тут же откусил от другой с хрустом, будто та была спелым яблоком, а не морщинистой корнеплодной дрянью с налётом пепла. Маньяк, картошку сырой жрать. Хотя что с него взять, с такими-то проблемами с водой.
- Лариска к тебе вообще хорошо относится, – пробормотал он с набитым ртом. – Чего ж тебе не жениться на ней?
Ярослав аж закатил глаза. Не объяснять же брательнику, что минет она делает отвратно, так, словно её насилуют в особо жестокой форме. Сам потом такой не захочешь.
- Ты, гляжу, быстро на людях мнение меняешь, да? Сегодня картошку дали – сразу сватаешь, а завтра скажешь, что стерва, если с пустыми руками придёт?
- Эх, – махнул рукой Лёха, продолжая жевать, – зато хоть пожрать есть чуток. А то твои эти диеты – только завтрак и обед, ужин вреден, да. Я в тебя верю, Косой, но желудок у меня, знаешь ли, мнение своё имеет.