Ван, старый ловкач с задатками интригана, незаметно сунул фарфоровую бутылочку с черным лекарством администратору – одному из тех молчаливых служак, что словно тени скользят по подолу, зная каждую трещину в заборе, каждое слово, сказанное шёпотом. Их работа – не лечить и не спасать, а следить, чтобы никто не выходил за рамки дозволенного. И уж, конечно, этот чиновник был в курсе вчерашней истории, когда тот, кого прозвали Железной Головой, слизал мазь и после этого чуть не пошёл стену головой пробивать – по крайней мере, по разговорам.
Однако и чиновник не стал использовать снадобье. Поздней ночью, скрываясь от посторонних глаз, он передал его своему начальнику. Куда дальше исчезла скромная, невзрачная бутылочка – никто не знал. Так, по цепочке, черное лекарство покатилось вверх по лестнице власти.
А Ярослав Косой о происходящем даже не подозревал. Он в это время как раз потратил ещё один жетон благодарности, чтобы снова получить склянку черного лекарства. После чего велел сосдке по имени Лариса, но все звали её просто Лариска – сходить в город и купить белой льняной ткани. Вернувшись, она тут же уселась за иголку. По указанию Ярослава, она вышивала на полотнище чёрной нитью крупное слово: "Клиника", а чуть ниже – помельче: "Добрый доктор, специалист по ножевым ранам".
Пока она колдовала с нитками, Сашка вдруг спросила, хитро прищурившись:
- А может, добавить ещё "волшебные руки возвращают весну"?
Ярослав покраснел и отмахнулся:
- Весна тут неуместна, поняла?
В народе словечко "весна" давно уже имело двусмысленный оттенок, а тут, особенно после истории с тем, как его мазь внезапно подействовала не только на рану, но и на кое-что пониже пояса.
С открытием клиники жизнь Ярослава приняла строгий, почти монашеский распорядок: до рассвета – в чащу, собирать травы. Утром – приём больных. Днём – в школу, где он преподавал основы выживания. А вечером, уставший, но не сломленный, он садился разбирать тетради, которые Проныра вёл по своим занятиям. Хотя клиентов у него пока не было, он не отходил от клиники – вдруг придёт пациент, а Лариска одна не справится. В глубине души ему, конечно, хотелось учиться в светлом и тёплом классе, как Лёха, но кто-то должен был отказаться от личных мечтаний ради общего будущего. Ведь он был главой этой странной семейки.
На следующий день он сидел в своей лачуге с открытым проёмом вместо двери, впуская свежий воздух. Лариска шила где-то за спиной и ругалась:
- Вы, мужики, как коршуны – только разодрать одежду, а залатать ни разу не пробовали! Вот как вы дожили до моих ниток, а?
И вдруг, словно по сигналу, с другого конца пыльной дороги вбежал парень с окровавленной рукой. Глаза Ярослава сверкнули:
- Эй, парень! Если не залечишь – загнёшься тут же!
Но парень, зажав рану, не обратил на него внимания и побежал дальше, прямиком в клинику, где сидел местный доктор. Люди по-прежнему не верили в Ярослава. Для них он оставался "тем самым", тем, кто "что-то там продаёт", а не настоящим доктором.
И вдруг, в голове прозвучал голос – всё такой же холодный и неумолимый:
"Квест: успешно вылечите одного пациента."
Ярослав молча встал:
- Прости, Ларис, я скоро.
Через полминуты он уже нёс раненого обратно, осторожно придерживая его под локоть. Тот еле держался на ногах, и, судя по лицу, уже почти ничего не соображал. Ярослав заговорил ласково и быстро:
- Слушай, тот врач - обычный шарлатан. Да, тебя силой притащил, но, поверь, я тебе сейчас жизнь спасаю. Вот увидишь.
И только он уложил первого пациента, как по дороге к ним побежали ещё двое. Их рубашки насквозь пропитаны кровью, лица перекошены от боли и злости.
Когда Косой выволок по улице раненого мужика, сзади донеслись быстрые шаги и вскоре на дороге показались ещё двое – оба, как и первый, перемазаны в крови, лица бледные, как мел, из глаз – смесь боли и растерянности.
Ярослав остановился, прищурился, будто на солнце смотрел:
- Эй! Вы чего, все разом в драку влезли?
Один из раненых, худощавый мужик с зализанными волосами и замазанной кровью рабочей спецовкой, тяжело дыша, мотнул головой:
- Нет… Это на шахте. Котёл рванул.
Ярослав нахмурился. Мужик продолжал, стараясь говорить чётко, несмотря на боль:
- Мы… пострадали не сильно. Сами дошли. Но… думаю, кое-кто погиб на месте.
Он говорил это почти безэмоционально. Усталость, боль, да и осознание, что помощи ждать не от кого, давно вытравили из него всё лишнее. И тут Ярослав понял: никто бы и не подумал их спасать. Напротив – случись беда, первым делом кто-нибудь прибежал бы карманы их проверить, а потом имущество по карманам растащить. Добрых самаритян в этих краях давно не водилось.