Он вздохнул. Надо бы выяснить, можно ли теперь, будучи назначенным городским доктором, получать благодарность от каждого леченного. И чем больше пациентов – тем больше шанс получить хоть каплю признательности.
А пока – в поля.
Стараясь не привлекать к себе внимания, Ярослав отправился на пустоши, собирать травы. Он действовал осторожно, снова и снова проходя знакомые тропы, словно старательно вытаптывал маршрут, чтобы никто не мог заподозрить что-то странное. Меньше всего ему хотелось прослыть человеком с "особенными" способностями. В мире, где кто-то мог, ну, теоретически, удача ведь есть, то почему бы не быть и чему-то другому, например, вызывать айсберги из воздуха или расщеплять скалы, выглядело бы довольно глупо, если бы о нём говорили: "А этот вот зелья варит. Лекарственные".
Нет уж. Такого позора Ярослав допустить не мог. Если быть, так суперменом, а не травником зачуханным.
Он дошёл до знакомого места, огляделся и вырыл ямку в сухой земле – ровно в том месте, где когда-то припрятал свой пистолет. Приложил руку к холодному металлу. На душе сразу стало легче. Пока оружие у него, можно спать спокойно. Ни сила, ни ловкость – а они у него теперь, кстати, вполне приличные: сила выше чем у среднестатистического мужчины, нет не Геракл, но существенно сильнее большинства, ловкость и так была на уровне, а сейчас и того лучше, короче, уже почти имба, но такая маленькая-маленькая – не давали такой уверенности, как этот железный аргумент.
Вернувшись в город с полной бамбуковой корзиной трав за спиной, он заметил у клиники какую-то суматоху. Лариска стояла на крыльце, вся раскрасневшаяся и напряжённая. Внутри было двое чужаков – мужчина и женщина. Юдина, заметив его, тут же взмахнула рукой, давая понять: «Спасай, не могу одна!»
- Быстро, тут к тебе пациенты!
Он поставил корзину у стены, отряхнул руки и подошёл.
- Ну что, рассказывайте. Какие у вас недуги? И сразу скажу – вы пришли по адресу.
Мужчина с благодарной улыбкой шагнул вперёд:
- Нам повезло, что вы здесь. Мы не ранены, но… моя жена беременна. Четвёртый месяц пошёл. А сегодня утром у неё прихватило живот. Я перепугался – думал, может, что-то серьёзное. Вот и пришли за советом.
Ярослав остолбенел. Он, конечно, уже много чего повидал — и вывихи, и ножевые ранения, и лихорадку лечил, как мог. Но беременность?! Вот уж чего чего, а гинекологом он не был от слова совсем. Ведь даже не знал, с какого конца к ней подступаться!
Он застыл, а в голове звенела одна мысль: "Вот и пришла настоящая врачебная практика… мать его. Ведь для такого случая должна быть какая-нибудь повитуха, а они все ко мне…."
В эти времена все забыли про гинекологию, а про андрологию вообще. После Катаклизма медицина упростилась до предела: если заболел – иди в клинику. А что там у тебя, перелом или беременность, – лечи доктор, как говорится.
Косой не знал, смеяться ему или плакать. Он же сам чуть ранее ляпнул перед этой парой: мол, "пришли по адресу". А теперь вот стоит – и не знает, с какого конца подступиться. В голове шум, в животе пусто, а перед ним – будущая мать и перепуганный муж, ждущие ответа.
Он напрягся, стараясь выудить из памяти всё, что рассказывал им в школе старый добрый господин учитель. Да и книг, помнится, парочку листал по медицине, когда зашёл в школьную библиотеку из любопытства. Но ничего конкретного не всплывало. Мелькали только слова, обрывки формулировок и схематичные картинки внутренних органов.
- Так, – выдал он, – скажите… вы хотите спасти мать или ребёнка?
Повисла гнетущая тишина.
Мужчина округлил глаза, и его лицо покраснело от возмущения.
- Ты издеваешься, что ли?! У моей жены просто живот побаливает, а ты мне задаёшь вопрос, как будто она уже на смертном одре! Беременности, между прочим, всего четыре месяца! Куда я, по-твоему, дену этого ребёнка сейчас, а? В коробку?
Ярослав почесал затылок. Ну да… что-то он, похоже, ляпнул не то.
- Простите, – честно сказал он. – Видимо, слегка, погорячился. И честно говоря… не разбираюсь в этом. Врать не буду. Если бы продолжал изображать из себя знатока – вот это было бы по-настоящему опасно. Сам сейчас в шоке, как прошлый врач вообще дожил до старости – при его-то навыках.
Он тяжело вздохнул, выпрямился и сказал уже спокойно: