В здешних краях, где слово "боль" давно стало обыденным, это считалось чуть ли не доброй вестью. Тут, если не валяешься с вскрытым брюхом или не кашляешь кровью – значит, жить будешь. Такие понятия о тяжести ранений у беженцев. Всё, что не смерть, – пустяк.
- Заходи, – сказал Ярослав, отходя в сторону. – Жив останешься. Где это тебя так порезали?
Мужик, бледный, но чуть приободрившийся, прохрипел:
- Да всё из-за дури! Шёл на шахту, как обычно, но уже на полпути вспомнил, что документ дома забыл. Повернул обратно. А там… как есть вор в лачуге шарит! Я на него – а он мне ножом по руке. Еле ушёл. Доктор, а я не истеку, а? Что-то уж больно много вытекло….
– Спокойно, не дрейфь, – сухо бросил Ярослав, присаживаясь к нему. – Резанул не глубоко. Доживёшь до обеда – это тебе точно говорю.
Пациент тяжело выдохнул и впервые за всё время хоть немного расслабился. Тем временем Ярослав вновь взглянул на рану и нахмурился: порез был сантиметров десять в длину – не самое лёгкое, чтобы обойтись без обезболивающего. Особенно с учётом того, что ему нужно будет аккуратно нанести чёрное лекарство, иначе эффект может оказаться слабым. Одной дозы точно не хватит, а давать больше – жаба задушит.
Он глянул на мужчину:
- У нас тут есть анестетик. Сделаю укол – и не почувствуешь ни единого укола иглы, ни шва. Только вот...
- А… надо платить? – с тревогой перебил тот, подозрительно сузив глаза.
- А ты думал, на халяву, что ли? – фыркнул Ярослав. – Укол стоит дорого. Такая штука тебе не картошка с базара. Хочешь, чтобы без боли – плати. Хочешь терпеть – тогда держись за подлокотник и ори вволю. Выбирай.
В этот момент в клинику вошла Лариска, сдержанно торопясь. В руках у неё был старенький металлический поднос, на котором покоились шприц, флакон с мутноватой жидкостью и зажимы. Всё оборудование досталось им от прежних владельцев клиники – когда-то давным-давно списанное, но ещё рабочее.
Одноразовых шприцев здесь естественно не водилось. Потому каждый раз перед процедурой иглы кипятили, потом обжигали, словно готовясь к хирургии в полевых условиях. Всё по старинке. Было время…. До СПИДа. И всё равно – у Лариски каждый раз сердце замирало: а вдруг недостаточно? А вдруг не догрела?
Она аккуратно обожгла иглу на пламени спиртовки, подождала, пока та остынет, и только тогда взглянула на пациента. Вздохнула. А потом замерла – возникла дилемма.
- Ярослав, – позвала Лариска, склонившись над раненым, – мне колоть обезболивающее внутрь самой раны или вокруг?
Голос её был спокойный, но в нём проскальзывало сомнение. А и вправду, с этим новым препаратом они ещё не работали – и ни одна бумажка не объясняла, как правильно.
Ярослав замер. Он уставился на флакон с мутной жидкостью, будто надеялся, что на его поверхности проявятся ответы. Потом почесал в затылке. А ведь реально, он общего действия или местный….
- Слушай, не знаю…, – признался он с той честностью, что уже стала для него привычной. – Ни разу ещё не пробовали. Может, прямо в рану будет вернее?
Если что, последнее было таким чёрным юмором. Уж что так делать нельзя знал, а вот дальше, тёмный лес. Тем временем пациент, до этого державшийся молодцом, аж вздрогнул всем телом. Его глаза стали круглыми, как крышки от кастрюль.
- Подождите…. Вы хотите сказать, что никогда этим не пользовались?! – вскинулся он, отодвигаясь на скамье, пока хватало сил. – Да вы вообще знаете, что делаете?
До этого он ещё держался бодро, доверяя слухам: мол, доктор Косой чудеса творит, и не берёт ни гроша лишнего. Но сейчас…. Сейчас у него начались сомнения. И весьма основательные.
- Ярослав, – снова позвала Лариска, чуть тише. – Так всё-таки куда? В мышцу, под кожу, в вену? Или, может, как ты сказал – прям в порез?
Ярослав глянул на пациента. Тот бледнел на глазах, то ли от потери крови, то ли от ужаса. В голове мелькнула ехидная мысль, и он хмыкнул:
- Не мели чушь, про рану. Давай в ногу. Чтобы не сбежал. Пока шов накладывать будем.
Опять решил немного взбодрить пациента. Тот хлопнул глазами:
- Что… простите?
- Шучу я так, – уже серьёзно добавил Ярослав. – Коли рядом с раной, но не в саму рану. Пусть местно подействует, чтобы не орал. Всё равно драть с него живьём никто не будет.
Вряд ли они дали анестетик общего действия. Он и дороже и пользоваться им сложнее чем местным. Лариска кивнула и уверенным движением наполнила шприц, слегка стукнув по нему пальцем, выпустила каплю воздуха. Поднос лязгнул, игла блеснула в свете лампы. В клинике снова воцарилась деловая тишина – теперь без шуток.
***
"Задание выполнено. Получено: +1,0 к Силе."
Ну, и нахрена козе баян. Столько лечить и получить лишь 1 к силе. Вот для чего это мне?
"Новое задание: успешно вылечить 20 пациентов."
Вот и новое задание. Лечить я не перестану, но ожидание чуда мне жёстко так та машинка обломала.
Косой, услышав голос Дворца разума в своей голове, сдержанно кивнул. Хоть он и успешно завершил повторяющийся квест уже в третий раз, помогая десятку пациентов, общее число жетонов благодарности у него сократилось с десяти до восьми. Не все из вылеченных, как оказалось, сочли нужным хоть как-то выразить признательность. Короче, как не посмотри, сплошной убыток. А тут какая-то сила в плюс.
Но, несмотря на это, он чувствовал: жизнь налаживается.
С утра он принимал больных, накладывал швы, выписывал травы, объяснял, как стерилизовать воду и промывать раны. Днём занимался с детьми в школе, помогал Учителю. А вечером, сидя во дворе вместе с Лариской и Лёшкой Пронырой, они беседовали о пустяках, планах, выращивании редьки и капусты, обрывках воспоминаний о прошлом.
Во дворе Ярослав уже вспахал клочок земли – там должны были вырасти зелёный лук, чеснок, редиска, может, даже баклажан, если повезёт с семенами. Он мечтал о своём маленьком садике, не ради урожая даже – просто чтобы руки знали, что такое мир, а не только кровь и выживание.
А сейчас – он чувствовал, как тело становится другим: сильнее, плотнее, будто каждая мышца обретала свою цель и форму. Как будто сама природа отозвалась на усилия.
- Слушай, Дворец, — пробормотал он, закрыв глаза. – Сколько у меня сейчас силы и ловкости?
"Текущие параметры к изначальным: Сила – +80%. Ловкость – +35%."
- Ну, не как бык, но уже и не дохляк, – усмехнулся он. – Баланс держим как-то кособоко.
Из дома раздался голос Лёшки:
- Брательник, а почему ты не берёшься лечить всех подряд? Они же приносят деньги. Мы ведь не купаемся в золоте.
Ярослав повернулся к нему с лёгкой улыбкой, присел на деревянный порог, провёл ладонью по щеке, где пробивалась жёсткая щетина.
- Потому что не всё умею, Лёха. Не на всё у меня есть ответы.
- А тот старый врач, что тут раньше был, – не унимался Лёшка, – он же всех подряд принимал. Хоть лечить толком не умел, но делал вид. И ничего – деньги шли.
Ярослав замер на секунду, потом взглянул на мальчишку прямо:
- Вот потому-то мы и не должны быть такими. Видел, как он закончился? Когда всё посыпалось – ни один человек ему не помог. Все отвернулись. А знаешь почему?
Лёха хмуро опустил глаза.
- Потому что он был пустой внутри. Без стержня. А человеку, у которого нет принципов – никто не верит. Ни в добрые времена, ни в плохие.
Лёха повозился на месте, замялся и пробормотал:
- Но, если с нами что-то случится…. Может, и нам никто не поможет. Почему мы должны быть добрыми к тем, кто ждёт, чтобы мы оступились?
Ярослав глубоко вдохнул, посмотрел на остывающий вечерний свет, пробивающийся сквозь щели в воротах, и сказал: