Дело было сделано.
Баг облегченно вздохнул.
— Ну что? — подняв голову, спросил Богдан. — Как там?
— Порядок! — улыбнулся Баг, подстраивая аппаратуру; откинул экран «Керулена». — Сейчас проверим.
— Все-таки некрасиво, что мы ее не взяли обратно в повозку, — запоздало принялся расстраиваться Богдан.
— Ей, конечно, до смерти интересно, что тут будет, — примирительно ответил Баг. — Но, во-первых, мы можем проездить целый день, а то и всю ночь караулить в зоне слышимости, а во-вторых, нам может срочно потребоваться обсудить тот или иной связанный с расследованием вопрос, что при ней делать несообразно.
— И, в-третьих, Фирузе в ее положении не следует оставлять надолго одну, — вздохнув, закончил Богдан.
Внутри повозки отчетливо хлопнула дверь и коротко тренькнул звонок входного колокольчика. Потом раздались шаги.
— Что угодно преждерожденному?
Продавец.
Ландсбергис спросил пачку ароматического табаку. Голос его раздавался громко и отчетливо – видимо, Жанна всадила булавку куда-то в воротник.
— Ты записываешь? — от волнения сглотнув, спросил Богдан. Ему вдруг нестерпимо захотелось пить. — Все надо записать. Все его разговоры.
— А как же, еч Богдан! — отвечал Баг. — Еще бы я не записывал! Даже наш Учитель Конфуций говорил: «Благородный муж лишь записывает и передает то, что говорили совершенные мужи древности…».
— «…И тем умножает гармонию мира», — закончил Богдан и нервно рассмеялся.
Ландсбергис между тем купил свой табак, поинтересовался ценами на трубки из вишневого дерева, минут пятнадцать обстоятельно и неторопливо беседовал с продавцом о преимуществах трубок с длинными мундштуками перед трубками с мундштуками короткими, а затем покинул лавочку.
— И куда его теперь понесло? Мы его не потеряем? — заволновался Богдан.
— Обижаешь, напарник… — Баг вызывал на экран «Керулена» схематическую карту Александрии, по которой маленькой красной точечкой двигался Берзин. — Куда он от нас денется…
Некоторое время не происходило ничего существенного.
Богдан, на минутку выскочив из повозки, купил себе мангового сока и выпил его.
Баг выкурил полпачки «Чжунхуа».
«Керулен» послушно записывал дыхание и шаги.
По крыше цзипучэ снова забарабанил мелкий дождь, и снова пришлось включить дворники. Надежды на то, что сильный ветер разнесет тучи, пока не оправдывались.
Позвонила Жанна и сообщила Богдану, что она благополучно добралась до дома, что Фира чувствует себя хорошо, отдохнула и снова продолжает собираться, и что Ландсбергис, по его словам, бывал в Париже. Он пытался назначить мне свидание около Медного Всадника, всучил свою визитную карточку, ах, как это все интересно, дорогой! Как захватывающе! Я сделала все как надо, да? Вам его теперь слышно? Какой ужасный у него одеколон! Ты когда домой сегодня вернешься? Фирюзе будет учить меня готовить пилав!
Ландсбергис между тем в одиночестве шлялся по улицам.
— Этак он весь день будет прогуливаться, — нетерпеливо сказал Богдан.
— Ну, напарник, — ехидно отвечал ему Баг, гася в откидной пепельнице окурок очередной сигареты, — так обычно и происходит деятельное расследование. Бывает, сидишь дни напролет в засаде, чтобы получить крупинку нужных сведений. Это тебе не Танские уголовные уложения листать – раз, два… И ведь еще наш Учитель Конфуций говорил, что скоро только кошки производят на свет потомство – а благородному мужу не приличествует уподобляться кошке.