Эволюционирует отношение к Петру и самого князя. Он проникается добрым чувством настолько, что дарит царевичу “множество земель” своей “вотчины” - “от езера, воды и лесы”, подстраховывая их на будущее “грамотой” (как оказалось, не напрасно). Позднее строятся и “домы по его землям” (прежде он жил при владычном дворе) 19. Интересно, что Петр не понял и не осознал смысл предложения князя. “Аз, княже, - отвечает он ему, - от отца и от матери не знаю землею владети и грамоты сия чему суть”. После объяснений князя он соглашается, но достаточно индифферентно: “Да буди, княже, воля господня” 20. В.О. Ключевский исходил здесь из “простодушия” царевича 21, но по нашему мнению, здесь явно чувствуется психология кочевника (“сына степей”, по В.О. Ключевскому): ценность имеют богатства-движимость, но не земля-недвижимость 22.
А вот другой жест “доброй воли” князя для Петра-ордынца не был чем-то необычным - “владыце братати их в церкви с князем. И прозвася Петр братом князю”, а княжеские “дети зваху Петра дядею и до старости” 23. С рождением же у Петра детей произошло полное врастание недавнего ордынца в русскую почву. А перед смертью, будучи в “глубоце старости”, он постригся: “в мнишеском чину к господу отъиде” 24.
Ну а его детей ждали серьезные испытания. “Внуци же стараго князя забыша Петра и добродетель его и и начаша отъимати лузи и украины земли у Петровых детей” 25. Другими словами, началось перераспределение собственности. Вот тут татарское происхождение “Петровых детей” и сказалось. Защиты от потомков ростовского князя они стали искать на своей исторической родине - в Орде.
Как же отреагировали в Орде на появление сына Петра - “брата царева внука”? “Дяди”, как полагается, “возрадовашася”, “почтиша его”, “многы дары даша ему”, а, самое главное, войдя в его и его братьев положение, “посол у царя исправиша ему”. Далее мы встречаем редкое известие о непосредственных функциях ордынских “послов” на Руси. “Пришед же посол царев в Ростов, и возрев грамоты Петровы и стараго князя, и суди их. И положи рубежы землям по грамотам стараго князя, и оправи Петрова сына, и дав ему грамоту с златою печатию, еже у младых князей и внук стараго князя по цареву слову. И оттоиде” 26. Приведенные известия об русско-ордынских отношениях уникальны. Вот, оказывается, чем занимались на Руси послы - защитой интересов своих соплеменников, не могущих постоять за себя, от алчных ростовских “младых князей”. Но эта защита и “почет” вызывала лишь зависть у русских князей: “И тако пожиша лето многа, зазирающим Петровым детем, еже в Орде выше их честь приимаху” 27.
Устами этих же, так сказать, князей новой формации говорится и об отношении их к татарам. “Слышахом, - обращаются они “к своим бояром”, - еже родители наши зваху дядею сего отца Петра, дед бо наш много у него сребра взя и братаяся с ним в церкви, а род татарскый, кость не наша! Что се есть нам за племя. Сребра нам не остави ни сей, ни родители наши” 28. Здесь слышится, конечно, и извечная проблема “отцов и детей”, но, пожалуй, в не меньшей степени отражено классическое этническое противопоставление “мы” и “они”, несмотря на прежний дружеский характер отношений к татарину Петру их предка князя-отца. Видимо, нелегко было прижиться ордынцам на Руси 29.
Как же складывались дела далее - у следующих поколений наследников Петра - внуков и правнуков? Внук Юрий оказался наиболее последовательным в продолжении Петровых дел “честь творити святей госпоже богородице в Ростове”. Но и его жизнь в Ростове не обошлась без неприятностей и конфликтов. Яблоком раздора между потомками побратимов стало Ростовское озеро, в котором рыбаки этого Юрия, даже “играя”, почему-то вылавливали больше, чем “градстии ловци”. Последние пожаловались своим князьям: “Господине князи, аще петровстии ловци не престанут ловити, то езеро наше будет пусто. Они бо вся рыбы поимаху” 30.