— Подходил он ко мне сегодня, — отозвался Виктор Шарашенидзе, лучший в школе игрок в лапту. — «Примите, — говорит, — меня в свою паству».
Ражден подскочил.
— Откуда он знает?
— Ничего он не знает, — успокоил Виктор, — просто хочет играть в лапту.
Серго и в самом деле не догадывался, что люди, которые ему так нужны, с ним рядом, Невдомек ему, что «паства» Виктора — подпольный социал-демократический кружок. «Пастырь» — член общегородского нелегального центра.
Серго почему-то больше подозревал в связях с социал-демократами своего двоюродного брата Тарасия, телеграфиста Управления железных дорог. Тот на все расспросы и мольбы отвечал одно и то же:
— Подрасти, научись сначала зарабатывать на хлеб насущный… революция будет не завтра.
В одну счастливую субботу Ражден Чхартишвили подозвал Серго:
— Имеретин, ты на горе Давида бывал?
К большому конфузу, пришлось признаться:
— Нет, я… не успел.
Фуникулера и парка на горе в ту пору еще не было. Подняться туда можно было далеко в обход по Коджорскому шоссе или по чуть приметным крутым тропам. Обычно участники массовок, революционеры, пользовались тропами. Их постоянные противники — казаки — всякий раз появлялись с тыла — с шоссе.
— Тогда ты жди меня в пансионате, — решил Ражден. (Серго, как сирота, жил в пансионате при фельдшерской школе и учился на казенный кошт.) — Я зайду за тобой. Виктор велел привести тебя. У нас один игрок заболел, может, заменишь? Посмотрим!
Большого спортивного таланта Орджоникидзе не проявил Да это было и неважно. Игра в лапту не более как предлог для «паствы» Виктора Шараше-нидзе протянуть Серго руку. Решению подпольщиков предшествовал довольно любопытный эпизод.
На уроке физической географии Орджоникидзе нежданно-негаданно спросил преподавателя Потемковского, не скрывавшего своих левых взглядов:
— Где же место бога во всем мироздании?
Александр Феликсович чуть помедлил — у него уже было немало неприятностей с начальством и полицией, окинул взглядом учеников и ответил вполне исчерпывающе:
— Наука не нуждается в боге![7]
…Новички всегда нетерпеливы и категоричны в решениях. Они рвутся на штурм вершин, а их подолгу тренируют в долинах и в легкодоступных горах.
Примерно так обстояло и с Серго после вступления в нелегальный ученический кружок. Тайные сходки, запрещенные книги, подпольная большевистская газета «Брдзола» («Борьба»). Распространение прокламаций и листовок. Новые поручения — новые испытания. Еще и еще! И, как высшее признание, доступ в круг наиболее видных грузинских революционеров. Его, шестнадцатилетнего, знакомят и с русскими социал-демократами, сосланными на Кавказ.
Еще был на свободе друг Ленина, вместе с ним отбывавший ссылку в Шушенском, Виктор Константинович Курнатовский. Осенью 1900 года, сразу после окончания ссылки, Курнатовский по совету Ильича поселился в Тифлисе. Сердечный, разносторонне образованный человек, великолепный организатор, он пользовался огромным влиянием и очень много сделал для распространения в Закавказье революционных ленинских Идей.
Для Серго знакомство с Курнатовский было редкой удачей. О лучшем наставнике он и мечтать не мог. Тогда, в Тифлисе, они виделись не так уж часто — Курнатовского вскоре арестовали и с группой грузинских социал-демократов выслали в Якутию. Но уважение и признательность Виктору Константиновичу Серго сохранил навсегда.
Жизнь их снова свела в Париже в 1910 году. От Ленина Орджоникидзе узнал, что Курнатовский тяжело болен, лежит в госпитале. Каторга в Нерчинске, скитания в Японии и в Австралии вконец подорвали его силы. Он тяжело мучился из-за страшных головных болей, наполовину оглох. Серго часто навещал его. Иногда вместе с Владимиром Ильичей. Оба горько переживали болезнь друга, старались как-то облегчить его участь. Жить Курнатовскому оставалось совсем недолго…
Еще трагичнее оборвалось короткое знакомство Серго с Ладо Кецховели, одним из самых подготовленных и деятельных грузинских марксистов.[8] Ленин в письмах к Ладо величал его «отцом Нины». А кто такая «Нина», большевики Закавказья, всего Юга России, отлично знали. Это была крупная подпольная типография, где с матриц, доставляемых из-за границы в Баку, печаталась ленинская «Искра». Там же большими тиражами печатались брошюры и прокламации на русском, грузинском, армянском языках. Кецховели был и издателем и автором…
7
В одной из папок архива Орджоникидзе я наткнулся на черновик письма Серго А.Ф. Потемковскому. Оно написано 14 августа 1933 года: "Дорогой Александр Феликсович! Готов со всей искренностью подтвердить и удостоверить Ваше хорошее отношение к учащимся фельдшерской школы при Михайловской больнице, Ваше большое влияние на нас в то время.
Я до сих пор помню, это было во время урока. На мой вопрос Вы ответили, что наука не нуждается в боге. Я тогда еще колебался — существует ли бог. Ваши разъяснения того времени мне сильно помогли…"
8
Если все привести в соответствие с датами событий и возрастом участников, то окажется, что Ладо Кецховели и Александр Цулукидзе, долгие годы ходившие в "соратниках Сталина", были и теоретиками и организаторами более крупными.
Теорию "общей почвы", роднившую все националистические партии и группы, начал беспощадно громить Александр Цулукидзе. Его превосходная книга "Мечта и действительность" (критические заметки по поводу программы Ар. Джорджадзе) написана в 1902 году. А работа Сталина "Как понимает социал-демократия национальный вопрос" появилась лишь в конце 1904 года.