— Это ты, моя сестра Катрина? В кого ты превратилась?! В наложницу оборотня!.. И забыла про свой долг перед церковью. Ты позволила Монте продать душу дьяволу и продала свою душу. Прочь от меня! — процедил с ненавистью Гирхалс.
— Генрих, — взмолилась Катрина.
— Поздно, — отворачиваясь от жены и Гирхалса, произнес Монте.
— Да будет проклята твоя Пруссия, если ты не можешь пожалеть моего брата! — колотя кулаками по окаменевшей спине Монте, кричала Катрина.
Повернувшись к ней, Монте сжал ее руки и силой увел к палатке.
— Побудь здесь, лучше, чтобы ты не видела, — пробормотал он и велел сидящему возле палатки воину: — Постереги ее, Висгауда.
Когда Монте вернулся, охранники уже тащили Гирхалса за руки.
Монте остановил их:
— Обождите, пока сложат костер.
Монте и Гирхалс стояли лицом к лицу друг против друга.
— Так вот ты каков, Монте! И могуч, и бессилен, — медленно, словно их еще ожидают долгие, нескончаемые диспуты, начал Гирхалс, не оборачиваясь к костру.
Монте молчал, следя за тем, как пруссы складывают жертвенный костер.
— Я любил тебя, Генрих. Доверял тебе как своему сыну. — Гирхалс горестно усмехнулся. — Я никогда не желал быть тебе судьей, даже тогда, когда ты, прусс, недозволительно сблизился с моей сестрой Катриной и навлек позор на мой дом. А сейчас тот, которому я отдал все, что знал сам, стал не только моим судьей, но и палачом.
— Ты покалечил мой разум, Гирхалс, — оторвав глаза от костра, сказал Монте. — Я вдвойне страдаю, ибо мыслю как христианин, будучи язычником-пруссом, и уничтожаю все христианское… Быть может, мне полегчает, когда ты обратишься в пепел на костре…
Гирхалс смотрел на странную улыбку Монте, чуждую ему и непонятную, и чувствовал, как его снова начали сковывать страх и холод.
— Твой разум коварен, как гадюка, Монте, — быстро, словно желая предупредить кого-то, произнес Гирхалс. — В Магдебурге тебя сделали избранником, дали тебе образование, воспитали воином и человеком науки. А теперь ты отрубаешь ту руку, которая тебя вскормила… Пока что тебе сопутствует удача, и ты воюешь как Александр Македонский.
— Мой сын Александр! Где он? — с болью воскликнул Монте.
— Не знаю. Бог наказывает тебя, ибо ты вознесся в гордыне. Ты погубил своего сына, погубил мою сестру, губишь теперь меня, но гибель постигнет и тебя.
— Я только воин, Гирхалс, — снова улыбнулся Монте. — Но ты веру превратил в политику и пришел с мечом на прусскую землю. А когда ученый муж превращается в захватчика, он достоин собачьей смерти. Мне жаль тебя, мой учитель, — с горькой иронией произнес Монте и, повернувшись, направился к костру.
Костер был уже сложен. Воины привели спотыкающуюся, смертельно загнанную лошадь. Зеленая пена спадала с ее морды.
Гирхалса усадили в седло, привязали веревками и втащили на кладку дров. Гирхалс молился:
— Господи, в твои руки отдаю я свою грешную душу… Господи, если ты не дал до сих пор убить Монте — это исчадие ада, то хотя бы сведи его с ума…
Огонь постепенно разгорался и начал уже лизать закованную в броню ногу Гирхалса, пробежал по его рукам, прижатым к телу. Гирхалс запрокинул голову от боли и запел, задыхаясь от дыма:
Катрина рвалась к костру, исступленно крича:
— Пустите и меня… Пустите… Я не могу жить среди этих зверей! Ты, Генрих, такой же, как они. Сожгите и меня, я сама вас об этом прошу. Ты и своего сына дашь убить из-за этой проклятой Пруссии.
Она вырвалась из рук Висгауды и рухнула наземь без сил. Воздух накалился от жара костра, и черный пепел медленно опускался на ее волосы.
Монте безудержно пил со своими воинами, сплескивая через плечо мед для богов. Женщины пировали отдельно от мужчин. Катрина пошла на мужскую половину и позвала:
— Генрих!
— Тебе сюда нельзя! — хмуро бросил ей Монте.
— Генрих, я хотела только спросить, ты тоже видел, как изо рта моего брата вылетел белый голубь?
— Какой голубь? — окончательно сникнув, воскликнул Монте и поднялся. — Ты это выдумала!
— Я это правда видела, — прошептала по-немецки Катрина.
— Не было никакого голубя, — с угрозой в голосе и тоже по-немецки, к удивлению пруссов, отчеканил Монте.